Шрифт:
Закладка:
В Николаевке в кульминационный момент битвы было немало солдат также из дивизии «Юлия». Мне рассказывал лейтенант Альберто Крочи, один из товарищей по штабу дивизии: «Началось все когда масса бойцов бежала по откосу в глубоком снегу. Под смертоносным огнем советских войск до дна лощины добрались немногие. Я не видел мертвым известного генерала Мартината, начальника штаба Альпийского армейского корпуса. Но я видел убитых, сотни и сотни альпийских стрелков. Бежавшие впереди все были убиты и лежали на снегу. Через некоторое время перед избами Николаевки все узнали о смерти генерала Мартината. Говорили об этом с удивлением. Говорили, что он погиб, как эпический герой в битве.»
Поблизости от Мартинат в этот момент находился альпийский стрелок Валентино Петрелли из штаб-квартиры армейского корпуса. Петрелли рассказал: «Мы защищались днем, сразу после полудня. Я был в пятнадцати метрах от Мартината, не больше. Спустился бегом, все бежали, стреляя на ходу. Я помню, что сзади находился один немецкий гусеничный автомобиль, на котором был генерал Ревербери, который кричал и жестикулировал руками». Сейчас, я колеблюсь верить или нет тому, что сказал Петрелли. Потом он продолжал: «В двухстах метрах перед нами один русский стрелял из небольшого миномета. Он спрятался в снегу, его едва было видно. Стрелял в быстром темпе, его потом зверски убили. Двигались вперед перебежками, яростно крича. В него стреляли сбоку, а один из нас убил его ударом в голову.» Но вот конец генерала Мартината: «Мина взорвалась близко от него, и осколок попал в грудь. Он упал, поднялся и крикнул два раза: «Вперед, кто остался из альпийских стрелков!» Потом снова упал. Это было на моих глазах, как сейчас помню. В конце спуск был забит мертвыми, ранеными и умирающими. Дон Гнокки кричал с саней, загруженных ранеными, или исповедовал их. Раненые кричали: «Подлые! Долой дуче!»
В нескольких шагах от генерала Ревербери находился в этот трудный момент младший лейтенант Ремо Баччи из 19-й батареи группы «Виченца». Баччи рассказывал: «19-я батарея была среди первых прибывших батарей, мы все утро стреляли по Николаевке. Я помню, что один русский самолет типа «Аист» поднялся над местностью, но был сбит выстрелами, упал вдалеке. В полдень пришел приказ выходить без прикрытия только с орудиями.» Боччи понизил голос: «В артиллерии не выдвигались никогда без прикрытия орудий, такой приказ превращал орудия в мишень для стрельбы. Но мы намеренно выходили без прикрытия для демонстрации русским нашей решимости». И продолжал: «Через некоторое время орудия прекратили стрельбу, было холодно, и некоторые из них просто замерзли. Было много раненых, лейтенант-медик, кажется Маццокки, переходил от одной группы к другой, бегом, согнувшись. У одного альпийского стрелка была оголена нога, красная от крови, он посмотрел на Маццокки и сказал: «Синьор лейтенант у меня лицо замерзло, как и все другое». Позднее получили приказ двигаться к железнодорожной насыпи. В железнодорожном туннеле был генерал Ревербери, который ел кусок хлеба. Чтобы транспортировать гаубицу на равнине, ее необходимо демонтировать, но гаубица замерзла, демонтаж был невозможен. Теперь, в десять или одиннадцать часов, удалось смонтировать орудие на равнине, и потом начали стрелять по избам. Около нас было одно немецкое самоходное орудие. Русский снаряд попал в самоходное орудие, ничтожная немецкая прислуга удирала. Теперь мы кричали немцам: «Вы храбрее нас!». Когда входили в Николаевку, было необходимо уничтожить избу за избой, не было другого способа идти вперед».
Быстрый спуск к станции описывает теперь старший сержант Брино Дегано из штаба 9-го полка альпийских стрелков: «Перед нами были батальоны «Эдоло» и «Вестоне», это точно; позади накапливались прибывающие силы. В полдень спускались всей массой по направлению к станции. Русские стреляли из минометов, одна «катюша» венгерская била в секторе по русским. В какой-то избе мы нашли желто-зеленые брикеты, похожие на немецкий синтетический мед. Среди тех, кто его съел, некоторые умирали и утром они оставались в Николаевке… В избе, где ночевали, были итальянские солдаты, которых русские захватили в плен несколько дней назад».
Фрагмент воспоминаний бывшего лейтенанта Джиузеппе Приско из батальона «Акуила» дивизии «Юлия»: «В Николаевку моя 108-я рота прибыла позднее. Перед нами услышали крики: «Вперед, «Эдоло», вперед, «Валь Камоника!». Сражались уже более часа, русский пулемет стрелял с колокольни. Утром мы, из 108-й роты, сражались еще в Никитовке и в Арнаутово. На снегу лежало огромное количество мертвых, почти все они были из батальона «Тирано» дивизии «Тридентина».
Одним из критических моментов сражения за Николаевку был захват земляной железнодорожной насыпи. Бывший лейтенант Лучиано Зани, тогда командир 255-й роты из батальона «Валь Кьезе», а теперь миланский коммерсант, вспоминал: «Шел вперед со своей ротой, преодолев спуск, дошли до железнодорожной насыпи. Эта проклятая станция, сколько было убитых среди наших, я был потрясен и расстроен. Когда моя часть двинулась на штурм, на нашем правом фланге был один батальон, не помню какой, или «Верона», или «Вестоне», который насчитывал в строю двадцать два солдата и два офицера. Заняли позиции среди нескольких товарных вагонов. Но нас было слишком мало для наступления вперед и теперь, пройдя несколько десятков метров, я собирал всех оставшихся в живых. Оставили позиции лейтенанта Джино Феррони из Вероны. «Тяжело держаться только в первый момент», говорили. Когда вернулись на насыпь, Феррони был с нами, и были еще альпийские стрелки, а также по соседству находились два тяжелых пулемета; но вокруг все были мертвы». Во время следующего штурма лейтенант Зани был тяжело ранен. «Когда вечером нашли какую-то избу», говорил он, «мой ужас был в том, что меня могут оставить, потому
