Но я не уходила. В такие минуты нельзя оставлять человека одного. Даже если это твой враг.

Я стояла напротив и молчала, не зная, что говорить. Мне казалось, что слова здесь лишние.

Через несколько секунд он поднял голову и резко встал на ноги. Его взгляд был пропитан холодной ненавистью, но я не испытывала страха.

– Что тебе надо? Проваливай, – хриплым голосом произнес он.

Я стояла на месте не двигаясь и смотрела в его глаза, пылающие злостью и отчаянием.

– Шон, приди в себя!

Этот жестокий взгляд… который потом долго снился мне в кошмарах.

– Ты словами не понимаешь? Я не хочу тебя видеть! Проваливай!!!

Я привыкла слышать это. Пусть Уайт говорит все что хочет, я просто не буду слушать. Но я не оставлю его здесь одного.

Я робко шагнула в его сторону, и в тот же момент на меня обрушился оглушительный удар, сбивающий с ног, и я почувствовала боль в правом плече.

Это было неожиданно. Настолько, что, упав боком на локоть, я несколько секунд лежала и просто смотрела в пространство. Не от боли, от осознания произошедшего.

Дальше все происходило будто не со мной…

Я помню, что встала на ноги, посмотрела на свои ладони, измазанные кровью, потом – ему в глаза. Пустые, будто ничего не видящие. Он сделал шаг в мою сторону, а я два – в противоположную.

Я не знала, что человек, которому ты протягиваешь руку помощи, способен растерзать ее в клочья.

Я чувствовала себя так, будто упала вниз с огромной высоты и не смогла прийти в себя.

Сколько можно повторять одну и ту же ошибку?!

Я не могла больше там находиться. Дул холодный ветер, на лицо падали капли дождя, а мне было душно.

Еще несколько секунд, и я бегу, не зная куда и не видя дороги.

«Число: пятое. Месяц: ноябрь. Год: шестнадцатый.

В окно бил то ли дождь, то ли мелкий град, а Лиз все еще не пришла, и ее телефон был недоступен. Я сильно переживала. Вдруг ей нужна помощь?

Спустя час – звонок в дверь, на пороге – Лиз в насквозь промокшей и почему-то испачканной в грязи одежде, с опухшими глазами, размазанной по щекам тушью и разодранными в кровь ладонями. Она улыбалась… говорила, что все в порядке: просто часы на час отстали, и проволока, за которую она зацепилась ногой и упала, была совсем незаметной в темноте. Я не верила, но Лиз только смеялась и в шутку сочинила историю о том, как за ней гнался маньяк. Смех разрядил обстановку, и больше мы с Хлоей не возвращались к теме, зная, что это бессмысленно. Элизабет в этот вечер веселилась и дурачилась больше всех: казалась беззаботным ребенком. Я знала, что изнутри ее разрывает на части, но ничего не могла с этим сделать… Лиз не позволяла мне помочь ей.

Я всегда удивлялась ее внутренней силе. Как можно смеяться, когда хочется плакать, и казаться самой счастливой на свете, чувствуя себя несчастной? Только она умеет делать это. И всегда умела.

В девять часов позвонила мама и попросила меня срочно вернуться домой. Я сразу вызвала такси. У родителей были очень встревоженные лица, мама ходила по комнате из угла в угол, папа нервно курил сигарету, выпуская дым в окно. От них я тут же узнала, что случилось. Когда Шон пришел домой, от него разило алкоголем и табаком. Не проронив ни слова, он вытащил из кармана пачку с белым порошком, со злостью швырнул в стену и заперся в комнате. В ту же секунду за дверью послышались звуки бьющихся предметов, удары и грохот. Родители не знали, что делать, поэтому и позвонили мне, но за несколько минут до моего возвращения наступила тишина, и это испугало их еще больше.

Я сразу побежала наверх, начала стучать в дверь брата, просила впустить меня. Но он не открыл, лишь сказал через дверь: «Передай ей, чтобы держалась от меня подальше. Тем более теперь».

Этот голос… он будто бы принадлежал не Шону.

Но больше в тот момент меня напугало не это. Лиз пришла с разбитыми ладонями и грязью на одежде. Неужели он ударил ее?.. Поверить не могу! Почему она молчала? Нет, это безумие. Я уверена, Лиза действительно упала сама, уже после их встречи. Он не мог поднять на нее руку.

Шон так и не рассказал о том, что случилось, и, боюсь, уже не расскажет. В любом случае то, что произошло в этот день, заставило его отказаться от наркотиков. Он сказал, что пальцем больше к ним не притронется. Теперь все будет хорошо!»

В комнате внезапно становится холодно. Нахлынувшие воспоминания стали разрушительным ураганом, опустошающим душу. Внутри не осталось ничего, кроме странной тяжести и обреченности. Иногда так хочется стереть прошлое и начать все заново. Или просто забыть обо всем. Но это невозможно, воспоминания будут преследовать вечно: бессонными ночами, минутами, когда ты остаешься наедине с самим собой и воскрешаешь всех своих демонов. Ехидный голос в голове произносит: «Думала, что сможешь забыть? Наивная! Это – твое пожизненное заключение. Ты не сбежишь от самой себя». Как я хотела бы ничего не чувствовать! Ничегошеньки… Сейчас это мое единственное желание.

Я с тяжестью на сердце кладу дневник в самый дальний угол, потому что не готова читать следующие строки, снова окунаться с головой в прошлое, связанное с тремя людьми: Евой, мной и Шоном. Здесь запечатлены наши поступки, эмоции и, возможно, ответы на многие вопросы. Они настолько личные… едва ли бы я согласилась на то, чтобы их кто-то читал.

Шон знает обо мне почти все, эти строки вряд ли удивили его. А я, как оказалось, ничего о нем не знаю. О его отношениях с отцом, о том, почему он пошел по скользкому пути, а затем свернул с него. Даже о причинах его ненависти ко мне я не догадываюсь.

Зачем он отдал мне этот дневник? Понимая, что я загляну в его прошлое, увижу его с другой стороны, которая скрыта от посторонних глаз. Увидел отчаяние в моих глазах в тот момент, когда оборвал последнюю ниточку, связывающую меня с Евой? Пожалел? Не верю.

Я вздрагиваю от пронзающей тишину мелодии телефонного звонка.

– Да?

– Ты не занята? – спрашивает Макс.

– Нет. Совсем напротив, – произношу я в надежде на то, что он приедет.

– Вчера полиции стало известно о пропаже маленькой порции цианистого калия в Кельнской лаборатории.

В мыслях сразу вспыхивает картинка: