Шрифт:
Закладка:
Глажу хромого пса. Трусливая, сто раз обиженная людьми собака. И вторую, нахальную попрошайку. Вылизала у меня тарелку после жирного чебурека с брынзой. Снова плачу. Черт, черт, черт! Кто вздумал открывать мои ящики?! Пью с хозяином самогонку и успокаиваюсь, и начинаю говорить. Рассказываю про детей, родителей, работу. Оказывается, ящики открываются самогонкой.
Сейчас осталось часа полтора – собрать чемодан, и в аэропорт. Я не выгорела, я устала. Но ящики мои открываются, и за два дня столько выпустили наружу, что теперь не так просто утрамбовать всё обратно. Зато освободившегося места хватит еще на пару месяцев честной интенсивной работы – с полной отдачей.
Приснится же такое
Мне вечно снятся сны. Каждую ночь. Много. Цветные, подробные, с массой мелких деталей. Всегда с сюжетом. Иногда прямо сериями, то есть пару недель подряд смотрю один и тот же сериал. Было бы время, ей-богу, я бы их записывала и потом бы продавала на киносценарии. Бывают детективные, бывают страшные, бывает фантастика типа «Аватара» или «Пятого элемента». Романтических не помню… Некоторые сны повторяются или из года в год, или каждый месяц. Повторяются, как правило, самые дурацкие. Неприятные. Даже противные.
Забыть свои сны я не могу. Башка держит их подолгу на поверхности. Я их рассказываю. То детям, то сотрудникам на работе. Обычно все вежливо изумляются этой моей фантасмагорической каше и говорят примерно так: ну ваще-е-е-е… приснится же такое…
Анализировать все это мне было бы жутко интересно, но нет ни времени, ни сил. Хотя порой успеваю удивить сонники в интернете уникальными запросами типа: «акула полосатая», «куски бетонного мусора», «жидкие облака», «погоня за олимпийскими чемпионами», «злые дельфины».
Вообще, в сны я верю. Верю в то, что в них масса советов, ответов и решений; верю в те, что сбываются и предсказывают события; верю в те, что отражают переживания прошедшего дня; и верю, что это просто-напросто наше совершенно бездонное человеческое сознание выдает что-то из своих космических глубин.
Сегодня, например, снились морские звезды с щупальцами, как у осьминога, они ко мне приклеивались, а я их отрывала от себя, больно, противно, обидно, страшно до слез. И они повсюду, эти звезды. Даже в магазинной тележке для продуктов. Я туда помидоры кладу и рис, а мне оттуда в пальцы прямо лезут щупальца эти.
И еще сегодня же во сне планета Земля накренилась и изменила форму, стала как папайя, ну и, соответственно, изменились скорость и траектория вращения. Надо выяснить, понять: почему. Собирается конференция. Никакой Греты Тунберг. Ученые, всё серьезно. Не знаю, зачем там я. Организатор вроде. Короче, выясняется, что когда-то весь мусор решено было свозить в ту часть планеты, которая и так человечеством уже загублена. Весь-весь. И бетон, и пластик, и старые, начала XX века автомобили, и мобильники, и старые телики, и пакеты Tetra Pak, и битую стеклянную посуду. И несмотря на посадку деревьев в другой части планеты, несмотря на рост рождаемости и, соответственно, увеличивающийся вес взрослеющего молодого населения планеты, эта мусорная часть все равно сильно тяжелее. И нас всех в ее сторону перекосило. И мы летим из-за этого мусора куда-то не туда и не с той скоростью. И надо что-то решать. Не решили пока. Завтра, может, досмотрю.
И еще про новый вид водных существ, которым для жизни хватает даже того объема влаги, которая остается в щелях на полу.
И сегодня же грустный и очень тяжелый сон про детей, которые стоят у забора, ко мне спиной. Забор высокий. Они одеты тепло, как будто на них сразу много всякой одежды, один слой поверх другого. Разного возраста мальчишечки и девчонки. От трех лет примерно до пятнадцати. Им туда очень надо, за этот угрюмый забор. А я не могу помочь, никак. И даже не могу понять, с какой стороны я их вижу, где я в этой картине. А они мужественно стоят и ждут, не плачут. Молчат. А я плачу от бессилия.
Хочу, короче, изобрести таблетку от снов. Они отдыхать мешают.
Навожу чистоту
Я пою и мою. Пою бабушкины казачьи песни. И мою все вокруг. Я всегда сама навожу чистоту в квартире, мою полы шваброй и ползаю на коленках. Я чищу ванную, столовые приборы, натираю хрустальные бокалы. Пою и пылесошу. У меня три разных пылесоса. Пою и пыль вытираю. Пою и перебираю цветы. Очень цветы люблю.
Сейчас вот пою уже целую неделю «Ой, ты степь широ-о-о-ока-а-я». Потому что неделю назад приснилась мне бабушка Муся. Она укачивала меня перед сном в большой комнате нашего дома в деревне Никитино. Гладила меня по жиденьким волосам своей шершавой и костистой рукой с перекрученными артрозом пальцами и пела. И вот уже который день после этого сна я все пою и пою очередную бабулину тягучую донскую казачью песню. Не надоедает. Наоборот – помогает. Помогает не думать про жизнь, про завтрашний день. А только вытягивать и вытягивать эти бесконечные, как степь, оо-оо-оо и аа-аа. Я пою и мою.
Я еще очень люблю мыться, даже у младшего сына в телефоне я теперь записана: Енот-полоскун. Я тру, чищу, мою, натираю себя скрабами, вечно покупаю новые гели для душа, мочалки. И всякую бытовую химию. У меня дома есть средства для чистки всего. От ржавчины, от известкового налета, от пыли, от пятен воска, от битумных пятен. Для зеркал и для мебели, для паркета и для ковров… Отмываю свой мир от всего, что снаружи.
Не знаю, как я не выгораю. А вообще-то я больше совершенно не могу вмещать в себя то, что вижу. Но я не выгораю, нет. Это что-то другое. Я как будто старое дерево в неопрятном лесу. Я высыхаю, я болею, покрываюсь какой-то неприятной коростой. Меня одолевают мелкие паразиты. Грызут мои ветки, и листья мои скручиваются в трубочки, жухнут, опутываются какой-то липкой белесой слюной, напоминающей смятую паутину, и отпадают, не успев умереть. И так мне хочется снова расправить листья, стряхнуть с себя одним резким движением эту коросту и паразитов. Так отряхивается от налипшей жидкой грязи и ряски собака, вылезшая из болота.
Короче,
