Чертова острова Франции и советского ГУЛАГа, где, в случае французской каторги, имелись суды и приговоры, а в случае российской тюремной империи — конкретные обвинения и сроки. Бесконечная война призвана оправдывать бесконечные заключения. Тех, кого держат во внеправовых американских тюрьмах, называют «задержанными»; слово «заключенные», ставшее внезапно устаревшим, предполагало бы, что у них по международному законодательству и законодательствам всех цивилизованных стран есть права. Эта бесконечная «война с терроризмом» — частью которой указом Пентагона стали считаться как вполне оправданное вторжение в Афганистан, так и обреченное на провал безрассудство в Ираке, — неизбежно ведет к демонизации и дегуманизации любого, кого администрация Буша объявит террористом, а решение это обсуждению не подлежит и зачастую принимается втайне.

Против большинства людей в этих тюрьмах Ирака и Афганистана не выдвинуто формальных обвинений. По докладу Красного Креста, от семидесяти до девяноста процентов заключенных не совершили никакого преступления, а просто оказались не в том месте не в тот момент и попали под облаву на неких «подозреваемых»; под стражей их держат якобы «для допроса». Допроса о чем? О чем угодно. Обо всём, что задержанному известно. Если допрос и есть весь смысл заключения людей под стражу на неопределенный срок, то в ход неизбежно пойдут физическое принуждение, унижение и пытки.

Помните: мы говорим не о редчайших случаях, не о ситуациях, когда счет идет на минуты, чем иногда оправдывают пытки заключенных, владеющих информацией о предстоящем нападении. Это общая практика сбора любой информации, санкционированная американскими военными и чиновниками с целью узнать больше о некой тайной империи злодеев, о которой американцы не знают буквально ничего, в странах, в отношении которых они потрясающе невежественны: полезной, считают они, может оказаться любая информация. Допрос, который не привел ни к какой новой информации (что бы ни считалась информацией), будет считаться провалом. Это еще одно оправдание применения силы для того, чтобы заключенные заговорили. Сломить их, напугать их — всё это эвфемизмы для чудовищных методов, применяемых в американских тюрьмах, где содержатся подозреваемые в терроризме. К несчастью, не одного и не двух там «напугали» настолько, что они умерли.

Эти фотографии теперь никуда не денутся. Такова природа цифрового мира, в котором мы живем. И кажется, без них наши лидеры не признали бы, что проблема вообще существует. В конце концов, мы уже больше года слышали о докладах Международного Комитета Красного Креста и других журналистов о требованиях гуманитарных организаций прекратить жестокое обращение с «задержанными» и «подозреваемыми в терроризме» в тюрьмах под управлением американской армии, сначала в Афганистане, затем в Ираке. Судя по всему, едва ли мистер Буш, мисс Райс или мистер Рамсфельд читали эти доклады. Только фотографии смогли привлечь к себе их внимание, и то, когда стало понятно, что их невозможно изъять; именно фотографии показали президенту и его окружению, что происходящее «реально». До них были только слова, которые проще утаить в нашу эпоху бесконечного цифрового самовоспроизведения и самораспространения и которые проще забыть.

Так что теперь фотографии продолжат «терзать» нас, а именно так это ощущают многие жители Америки. Привыкнут ли к ним люди? Некоторые американцы уже сейчас говорят, что с них хватит увиденного. Но остальной мир считает иначе. Бесконечная война означает бесконечный поток фотографий. Будут ли теперь редакторы сомневаться, уместно ли показывать больше фотографий, оставлять их без ретуши (отчего в некоторых случаях, например, с мужчиной в колпаке на коробке, фотографии часто предстают в ином свете, куда более страшном) — не слишком ли много в них политического подтекста? Под «подтекстом» читай: критики имперского проекта администрации Буша. Ведь нет никакого сомнения, что эти фотографии нанесли урон, словами мистера Рамсфельда, «репутации достойных мужчин и женщин в вооруженных силах, которые отважно, ответственно и профессионально защищают нашу свободу по всему миру». Именно этот урон — урон нашей репутации, нашему образу, нашему успеху как единственной на планете суперсилы — то, о чем администрация Буша выражает сожаление в первую очередь. Наша избранная власть редко обсуждает, каким образом «наша свобода» — свобода пяти процентов человечества — требует присутствия американских солдат на другом конце света. Америка видит себя как жертву потенциального или будущего терроризма. Америка исключительно защищает себя от неумолимых, тайных врагов.

Уже началась ответная реакция. Американцам советуют не так уж сильно упиваться самобичеванием. Фотографии продолжают публиковать, и у многих американцев начинает складываться ощущение, будто их лишают права защищаться; в конце концов, это они (террористы) начали, а не мы. Они — Усама бен Ладен? Саддам Хусейн? Какая разница? Они напали первые. Джеймс Инхоф, сенатор-республиканец от штата Оклахома, член Комитета Сената США по вооруженным силам, перед которым Рамсфельд давал показания, заявил, что он точно не единственный в этом комитете, кого «больше возмутило всеобщее возмущение» этими фотографиями, чем то, что эти фотографии показали. «Эти заключенные угодили в тюрьму не за нарушение правил дорожного движения, — сказал сенатор Инхоф. — Если они из блока 1-А или 1-В, то они убийцы, террористы, инсургенты. У многих из них наверняка руки в американской крови, а мы тут переживаем, как с этими личностями обращаются». Во всём виноваты СМИ, которые спровоцировали и продолжат провоцировать больше насилия против американцев по всему миру. Погибнет больше американцев. Из-за этих фотографий.

Будет огромной ошибкой позволить открывшейся информации о том, что пытки санкционировали американские военные и чиновники как часть «глобальной войны против терроризма», превратиться в историю войны фотографий (и против фотографий). Американцы умирают не из-за фотографий, но из-за того, о чем стало известно благодаря фотографиям, из-за того, что происходит по приказу и с участием вертикали управления, восходящей к верхушке администрации Буша. Но различие между фотографией и реальностью — как между интерпретацией методов и самими методами — может легко стереться. И именно этого желает наша администрация.

«Этих фотографий и видеозаписей на самом деле куда больше, — признал мистер Рамсфельд в своих показаниях. — Если они станут достоянием общественности, ситуация значительно ухудшится». Ухудшится, надо полагать, для администрации и ее программ, а не для тех, кто уже стал и еще может стать жертвами пыток.

Средства массовой информации, может, и будут подвергать себя самоцензуре, но, как отметил мистер Рамсфельд, сложно контролировать солдат на другом конце света; они больше не пишут, как в старые времена, письма домой, которые военные цензоры могли бы вскрыть и зачеркнуть в них нежелательные строчки. Сегодняшние солдаты ведут себя как туристы и, цитируя мистера Рамсфельда, «ходят везде с камерами, делают эти немыслимые снимки и незаконно, без нашего ведома рассылают их по средствам массовой информации». Администрация ведет борьбу против этих фотографий по нескольким фронтам. На данный