— это как воздух и вода, неразделимы. Почему же «нет»? У меня есть дом. И семья есть. Жена и сын. Сыну двадцать лет. Я ведь женился молодым, на третьем курсе. Математический окончил, МГУ. Семья в Москве. Только не могу жить, как они. Я же говорю — перекати-поле! Хоть и не геолог, — усмехнулся он. — Приеду, с недельку поживу, а потом — все, нечем дышать, задыхаюсь. И люблю их, жизнь могу отдать за них — а жить вместе не могу. Жену, конечно, жалко: при живом муже вдова. Но себя изменить не могу. — Он погрустнел. Помолчали покуривая, каждый думал о своем.

— А как же тогда работа, если вы не живете на одном месте? — Любопытство опять пересилило правила хорошего тона. Но уж очень необычный человек ей встретился в тамбуре дружно сопящего вагона.

— А у меня есть работа, — хитро улыбнулся. — Постоянная, пожизненная. Ее делают мои руки. — И, подумав, добавил: — И мозги. Я — катала. Знаете, что это такое?

Лариса отрицательно качнула головой.

— Профессиональный игрок. — Он заговорщицки поднес указательный палец к губам, призывая к молчанию. — Шулер, между нами. Но оч-ч-чень высокого класса. Вы играете в преферанс?

— Нет, — растерялась Лариса.

— Ваше счастье. Не то я, несмотря на ваше обаяние, обыграл бы вас вчистую, до последней копейки.

— И вам это интересно? — не верила она своим ушам.

— Еще как! — хохотнул довольно катала. — Здесь… Простите, вас как зовут?

— Лариса.

— Так вот, Лариса, здесь процесс интересен. Да и результат иногда превосходит все ожидания. К тому же это — моя профессия. А к своей профессии, если ты себя уважаешь, надо относиться с почтением, серьезно. И, как говорил великий вождь, учиться, учиться и учиться. Что я и делал пятнадцать лет своей взрослой сознательной жизни. Благо, с учителем повезло. Профессор, талантище!

— Что, доктор наук?

— Можно сказать и так, — рассмеялся игрок. — Доктор картежных наук, академик! Это благодаря его науке я сегодня царский куш сорвал, месяца на четыре хватит.

— А как же вы узнаете, с кем можно играть? Да еще на деньги?

— Всюду свои люди, — загадочно ответил катала и добавил: — А вообще, я люблю рвать карту.

— Простите? — не поняла Лариса.

— Спешу жить, — пояснил он. — И судьбу испытывать люблю. Я с ней — на равных, не прячусь. Но и не фанаберю перед госпожой. Вот с ней-то правила игры я соблюдаю честно. — Катала посмотрел на часы: — Заговорил я вас, Лариса. Знаете, который сейчас час?

— Нет.

— Три часа двадцать минут.

— Не может быть! — ахнула обалдевшая слушательница.

— Истина часто бывает неправдоподобной, — пошутил рассказчик. — Пойдемте-ка в купе. Попытаемся ухватить ночку за хвост. Может, она и подарит нам немного сна.

Заснула она мгновенно, едва коснувшись головой подушки и покинув своих розовых слонов на старте. Разбудил звон ложек, тарахтящих о стаканы. Ночного любителя поэзии Рудаки в купе не было.

— Доброе утро! Чайку не хотите? — приветливо спросили снизу.

— Доброе утро! — ответила Лариса, свесив голову. — Уже подъезжаем?

— Скоро. Часа через полтора будем в Риге.

Она спустилась с полки и увидела на столике, прикрытом белой льняной салфеткой, тонкий, с красным ободком стакан в мельхиоровом подстаканнике, полный душистого темно-золотистого напитка, открытую пачку печенья «Юбилейное» и пару бело-кремовых зефирин.

— Попейте чайку горячего, — пригласила ее латышка. — Мы уже позавтракали.

— Спасибо, с удовольствием. Только приведу себя в порядок сначала. А наш попутчик уже вышел?

— Наверное. Он вообще такой странный! Молча встал, взял пальто, чемоданчик — и вышел. Ни тебе «здравствуйте», ни «до свидания».

— Неприветливый, — вынес суровый приговор муж. Рига встретила мелким снежком, туманом и сыростью.

Погода мало чем отличалась от московской. Добираться к Дому творчества было всего ничего: села на пригородную электричку — и через полчаса на месте. Что Лариса и сделала. И уже через сорок минут входила в мраморный вестибюль новенького, только что вылупившегося из строительных лесов трехэтажного здания. Холл поразил отделкой и интерьером. На стенах — небольшие эстампы с хорошими репродукциями ее любимых импрессионистов. Цветастым пятном выделялась большая картина в абстрактной манере, написанная крупными сочными мазками.

Понять, что на ней изображено, было, конечно, невозможно. Но краски были такими яркими, насыщенными, линии и треугольники переплетались так забавно, что картина буквально втягивала в водоворот веселья. В каждом углу у входа стояли кадки с живыми пальмами. Мраморный пол, покрытый темно-вишневым, со строгим орнаментом ковром, сиял чистотой. По диагонали от входа, у подножия лестницы, ведущей на второй этаж, висело большое овальное зеркало, оправленное в дорогую раму. Из маленького настенного приемника лилась негромкая мелодия. На окнах — прозрачные занавеси с тяжелыми шторами в тон ковру. Напротив стойки, за которой регистрировали прибывших и выдавали ключи, стоял овальный журнальный столик с парой кресел. На нем — кипа журналов и керамическая ваза с еловыми ветками, смоляной запах которых чувствовался уже у входа. Лариса решила, что попала в рай, и влюбилась в это место сразу.

— Доброе утро! Проходите, пожалуйста, — приветствовала ее администратор за стойкой, худощавая блондинка средних лет. — Вы, наверное, из Москвы? Проходите, еще насмотритесь. Надоест.

— Вряд ли, — улыбнулась прибывшая, подходя к стойке. — Здравствуйте. Да, я из Москвы. А что это у вас так тихо?

— Завтрак у нас сейчас. Если поторопитесь, тоже успеете.

— Спасибо, не хочу.

— Давайте ваш паспорт и путевочку. Сейчас быстренько все оформим.

Оформление заняло около пяти минут. Ларисе сказочно повезло: у нее был одноместный номер, который она и выпрашивала с самого начала. В профкоме, выдавая путевку, ей позавидовали.

— Счастливая вы! У нас одноместные номера — на вес золота. Вам просто повезло: главный редактор «молодежки» заболел. Буквально перед вашим приходом звонил, отказался от путевки.

«Вот уж точно: не было бы счастья — несчастье помогло», — подумала тогда Лариса. В номере ее охватило предчувствие чего-то очень хорошего, радостного, что непременно с ней произойдет. И тогда она, может быть, излечится от этой тупой боли и пустоты. В полном восторге новоприбывшая исследовала комнату с холодильником и настенным Ренуаром. Видно, дизайнер тоже был неравнодушен к импрессионизму: на этот раз в рамке под стеклом висели «Зонты». Деревянная кровать, застеленная шелковым темно-зеленым покрывалом, приглашала отдохнуть с дороги. У противоположной стены уютно пристроился стол со стулом. У входа слева — шкаф, внутри, как и положено, несколько вешалок. На окнах — шелковые шторы цвета молодой травы. Комната приветливо зеленела любимыми тонами и оттенками. В ванной — душ, ну и все остальное, необходимое человеку для комфортного отдыха. Красота! Лариса открыла молнию на дорожном сумке, собираясь разобрать вещи, принять душ и отдохнуть.

— О