он, отец твой, — продолжала неторопливо гадалка. — У тебя — другая судьба. Муж тебя любит, красивая. Крепко любит, горячо. И ты его любишь. А деток нет у вас. Мальчик был. Зачем сына убила? — резко спросила она.

Васса растерялась.

— Я не могла тогда рожать, — вырвалось у нее против воли.

— Ну, может, оно и к лучшему, — неожиданно согласилась цыганка.

Василису неприятно кольнуло: почему это «к лучшему»?

— Смотри сюда. Видишь, какая ровная линия? Это — ум твой, красивая. Ясный и чистый, как ты сама. Мудрая ты. Понимаешь много. Через то и болит душа твоя. Не болей, красивая. Их горе — не беда.

«Что это она туману напускает»? — подумала Васса и спросила:

— Что это значит: их горе — не беда?

— Скоро сама узнаешь. Вспомнишь меня — сама поймешь. Ты слушай сюда, красивая. Не перебивай. Денежный интерес тебе был. Большой. Неожиданный.

«Точно! — удивилась про себя обладательница счастливого билета. — Я ж машину выиграла».

— Хорошо живешь, но не богато. Богатой скоро не будешь. Этот интерес — самый большой был.

«А это бабушка надвое сказала! — мысленно возразила Васса. — Вот начнет Влад в загранки ездить, тогда и проверим твои пророчества, «красивая моя».

— Любовь у тебя будет, красивая. Не скорая любовь, но горячая.

— Что?! — не выдержала Васса. — Чушь! Я мужа люблю!

— Молчи, когда судьба открывается! — строго одернула ее гадалка. — Видишь линию? Прямая, гладкая — как стрела. Это любовная линия. А в конце — ветка, короткая, толстая. Это последняя твоя любовь, красивая. Правду говорю. Зачем врать?

— Хорошо, спасибо. Я пойду. У меня уже нет времени. Муж заругает, — отшутилась Васса и подумала: «Черт дернул меня остановиться!»

— Подожди, красивая, не спеши. Не отворачивайся от судьбы. Послушай немножко. Еще скажу. — Старая Я цыганка не выпускала ладонь из жарких пальцев. — Слушай сюда и помни. Трудный путь тебя ждет. И выбор трудный — выбирать трудно будешь. Много сил надо. Не бойся. Судьба твоя такая. От нее не уйдешь, красивая. — В черных глазах промелькнула жалость. — Ешь, пей, люби — ничего не бойся. Там хорошо будет. Легко.

— Где «там»? — похолодев отчего-то, спросила Васса.

Гадалка не ответила. Она по-прежнему не могла оторваться от ладони и все буравила и буравила взглядом извилистые линии. Вдруг неожиданно вздрогнула, губы зашевелились, выдавая несвязную галиматью.

— Нет… Опять пошла… За хвост поймала… Вот она, нитка — тонка, да не рвется… — На молодую женщину в Я упор смотрели черные пронизывающие глаза. — Сильной будь, красивая. Ничего не бойся. Любовь и Бог помогут. Больше ничего не скажу — сама не поверишь. А помнить меня будешь. Сколько жить будешь — не забудешь. И любить еще будешь — не скоро, но сладко. Я Только не рассказывай никому, — сурово предупредила цыганка, — судьба не любит болтовни. Она — царица, сама говорит. Ты ступай за ней. Не бойся. — Гадалка отпустила наконец ее руку. — Все, иди. Устала я. А монету себе возьму. — Смуглое лицо осунулось, глаза потухли.

«Кто бы сомневался!» — хмыкнула про себя Васса. Неприятный холодок исчез внезапно, как и появился. «Не судьба ведет человека, красивая моя. Он сам — ее поводырь». - хотела ответить она старой цыганке. Но не сказала ничего, а молча развернулась и пошла обратно. К синему морю, белому пароходу и загорелому мужчине с смеющимися глазами и звучным коротким именем.

Глава 11

21 октября, 1982 год

Колеса стучали, унося ее все дальше и дальше от Москвы. Холодной. Слякотной. Тоскливой. В купе поезда «Москва — Рига» было тихо. Соседи, семейная пара латышей, возвращавшихся в милую Ригу из неуютной Москвы, уже спали, сладко посапывая и причмокивая во сне. Красивая молодая блондинка интереса не вызвала, и они не приставали к ней с расспросами: куда, зачем и почему, обычными для случайных попутчиков. За что Лариса была им весьма признательна. Третий пассажир — респектабельный мужчина неопределенного рода занятий (то ли профессор, то ли жулик — по виду не поймешь) — еще на Рижском вокзале молча поставил свой «дипломат» под нижнюю полку, вышел из купе и больше не появлялся. «Наверное, знакомые едут в другом вагоне», — безразлично подумала тогда Лариса. В общем, никто и ничто не мешало ей, и, лежа на верхней полке, она перебирала в памяти события прошедшего дня.

Их было немного — так, рутина, быт. Но это — внешне, а внутри — сжатая пружина. Во-первых, нельзя было раскрыться перед мамой, которая десять дней поживет у них и присмотрит за Настенькой. Мама проницательна и мудра, и скрывать свои эмоции от нее трудно. Не хватало еще тещу с зятем «на ножах» оставлять. Во-вторых, Стаська — ни о чем не подозревающая, доверчивая и любящая. Лариса улыбнулась, вспомнив, с каким восторгом ее ребенок ввалился домой после торжественного акта посвящения в пионеры и похода в кафе-мороженое. Неизвестно, правда, чем больше был вызван этот восторг: приобщением к дружной организации или поглощением любимого пломбира. Игорь так и не решился поговорить с дочерью, взвалил на жену всю тяжесть предстоящего объяснения. «Это вполне по-мужски», — съязвила бы эмансипированная Юлька. Рыжая давненько не объявлялась, и Лариса успела соскучиться по ней и ее афоризмам. Гаранин, разрешив короткий отпуск, заверил, что все будет нормально.

— Езжай, отдыхай, набирайся сил. Я держу руку на пульсе. Не волнуйся. После возвращения будешь работать на новом месте. Не дрейфь, Иванна, прорвемся!

А волноваться было с чего. Настроившись на новую работу и уже желая ее, Лара узнала, что главному редактору навязывают на это место «своего» человека, зятя какой-то чиновницы из комитета. Одна надежда, что Егорычев окажется стойким и на уговоры не поддастся. К тому же протеже друга ему вроде понравилась (профессионально, разумеется), и в принципе они уже договорились о ее переводе, уже и заявление принято. Осечки быть не должно. Хотя, кто знает? Всегда в последний момент может что-то сорваться.

Остался Игорь. Сегодня утром, после мучительного ночного разговора, она столкнулась с ним в прихожей, когда Игорь, уже одетый, собирался уходить. И поразилась: за эту ночь ее холеный муж постарел лет на десять. Он открыл дверь, затем повернулся, неловко ткнулся носом в шею и тихо сказал:

— Счастливого пути. Надеюсь, мы еще увидимся?

— Конечно, — спокойно ответила она, — мы же договорились: ты уйдешь после моего возвращения.

Один Бог знает, чего ей стоило это спокойствие. Нет, она решительно ничего не понимает! Не может, ну никак не может влюбленный быть таким несчастным! А Игорь явно не походил на счастливца, казался раздавленным и опустошенным. Она