жаль, что вам опять пришлось страдать, на сей раз из-за меня. Я никогда себе не прощу, до конца своих дней!

Софи, закрыв глаза, словно уйдя в воспоминания, продолжила:

– Я хочу, чтобы вы знали… К тому времени как мачеха возвестила о помолвке с Хью, мне было все равно, выйду ли я замуж вообще, а уж за кого – тем более. Все было как в тумане. Я только хотела, чтобы она перестала меня донимать с замужеством.

Софи расправила плечи и подняла голову:

– Филипп, все после вас было как тяжелый сон. Все потеряло значение.

Увидев, что глаза ее покраснели от слез, Филипп наклонился и коснулся ее лба:

– Знаю, что ничем не могу загладить…

Софи не дала ему договорить: подняла голову и завладела его губами в поцелуе. Филипп, словно только этого и ждал, сжал ее в объятиях. У ее губ был вкус вина. Как он тосковал по ней! Все эти годы он любил эту девушку, и вина его перед ней была безмерна – за ту боль, которую ей причинил.

– Софи, – прошептал Филипп, целуя ее в висок, в щеку, в подбородок, наслаждаясь ароматом ее волос, гладил мокрые щеки. – Прошу вас, не плачьте. Я никогда больше не заставлю вас страдать.

В ответ Софи обвила руками его шею и еще раз крепко поцеловала.

Через несколько минут, когда оторвался от ее губ, едва не задыхаясь после поцелуя, он спросил:

– Софи, вы все еще любите меня?

Она слабо улыбнулась и еще раз высморкалась:

– Конечно, люблю, глупый!

– И я люблю вас. Всегда любил. – Он нежно провел по ее щеке тыльной стороной ладони.

Софи выпрямилась, перевела дыхание и сложила носовой платок на коленях, решив больше не плакать.

– Ну, если так, я имею право знать правду, – сказала она недрогнувшим голосом. – Филипп, что произошло в Девоне? Почему вы не можете быть мне хорошим мужем?

Филипп задумчиво кивнул. Что ж, похоже, время настало.

– То, что я вам сказал, правда… отчасти. Я был ранен не только телесно…

У него не было сил продолжать. Теперь, когда момент настал, просто не получалось произнести эти слова.

– Что? – Софи взволнованно смотрела ему в лицо. – Филипп, вы должны мне сказать. Что с вами произошло? Все так плохо, что вы думаете, будто недостойны моей любви?

Филипп уронил голову, потом взял ее руку, и их пальцы сплелись.

– Был болен… мой ум тоже. – Он поднял голову, чтобы видеть ее реакцию.

Она нахмурилась:

– Ваш ум? Что это значит?

Филипп так глубоко вздохнул, что даже легким стало больно. Сердце щемило. Вот оно! Пора сказать Софи всю правду: она имеет право ее знать.

– Я не мог говорить, мне постоянно снились битвы, кровопролитие. Я до сих пор вижу такие сны – никак не могу избавиться от них, Софи!

Ее лицо страдальчески сморщилось, она подняла руку и, погладив его по щеке, прошептала:

– Ох, Филипп! Мне так жаль!

Он поднял взгляд к потолку и покачал головой:

– Я не мог вернуться в общество – таким, а смогу ли стать прежним – не знал. Мне было удобнее, чтобы все считали меня погибшим.

Хорошенькое личико Софи исказила гримаса страдания.

– И это вы от меня скрывали?

Филипп кивнул:

– Да. Боялся, что вы решите, будто я сошел с ума. Кому захочется выходить замуж за немого? Я… я больше не был тем, кого вы знали три года назад. И никогда не буду. Война изменила меня. И кто знает – а вдруг все повторится?

Она отняла руку от его щеки и крепко обняла за шею:

– Я бы все равно мечтала выйти за вас, Филипп. Даю слово.

Теперь и у него глаза щипало от непрошеных слез.

– Но это же ненормально, когда пропадает дар речи! Это было… унизительно. Если бы я был сильнее…

Софи отпрянула, сжала его руки в своих и заглянула в глаза.

– Филипп, вы такого насмотрелись… я даже представить себе не могу. Вы едва не умерли, но сохранили рассудок, сохранили в себе человека. Просто вам нужно время.

Филипп едва сдерживал слезы. Боль сожаления стеснила его грудь. Как он мог усомниться, что Софи – его дорогая Софи – примет его любым! Она никогда не подводила его. И от этого Филиппу было только хуже – за то, что позволил себе подозревать эту девушку.

– Я никогда не смогу себя простить… Есть еще кое-что…

– Что? Что еще? – встревожилась Софи, всматриваясь в его лицо.

Филипп вздохнул. Следующие слова будут самыми трудными в его жизни. Он никому еще этого не говорил: ни Клейтону, ни Беллу, даже Тее… Филипп стиснул зубы.

– Если бы мне хватило сил справиться с тем, что со мной произошло, – сказал он с болью в голосе. – Если бы я не сломался… Малькольм был бы жив.

– Что? – Софи в смятении всмотрелась в его лицо. – Неужели вы правда в это верите?

Филипп горестно вздохнул.

– Это же понятно – Хью убил Малькольма, чтобы присвоить себе титул, потому что думал, что я мертв. И я позволил ему так думать, потому что был слишком слаб, чтобы объявиться в обществе.

– Нет! Вы не можете себя винить! Вам нужно было время, чтобы залечить страшные раны, оставленные войной! Вы не можете отвечать за поступки других людей. Да как вы могли подумать такое? – заявила Софи, так отчаянно тряхнув головой, что ее кудри рассыпались по плечам.

Филипп закрыл глаза, сжимая руки Софи. Ему стало вдруг так легко, как никогда прежде. В ее словах был смысл. Впервые за время, которое, казалось, будет длиться вечно, в его душу пришли мир и покой, хотя бы малая толика. Он никогда не рассматривал произошедшее в таком свете – слишком уж лелеял ощущение собственной вины!

– Спасибо вам, Софи! Наверное, кто-то давно должен был мне это сказать. – Обняв девушку, он прошептал ей на ухо: – Вы помогли увидеть мир другими глазами. Вам всегда это удавалось.

– А теперь… Как вы думаете, может ли лорд Уайнинг носить кличку Шакал?

– Вы пытаетесь меня увести в сторону, мисс? – рассмеялся Филипп.

– Да, – ответила она с улыбкой.

– Не думаю, что ждать осталось долго. – Филипп потер щеку. – Уже завтра утром мы все узнаем!

– Кстати, насчет завтра, – заметила Софи. – Для того, кого завтра собираются убить, вы что-то слишком спокойны и самоуверенны.

Филипп усмехнулся – немного виновато.

– Я забыл вам еще кое-что сказать.

Софи встрепенулась:

– Что-то страшное?

– Я знаю тайный коридор, по которому можно выйти из подвала.

Глава 24

– Почему же вы сразу не сказали,