Шрифт:
Закладка:
Тут я поерзала на стуле в нетерпении. Этак он до вечера проговорит, а у меня дел полно.
Собственно, дело у меня было только одно: постараться помочь Валентине Павловне. Но пока что я не продвинулась ни на шаг.
– Точное определение долготы было настолько важно, – продолжал часовщик, не заметив моих телодвижений, – что английский парламент объявил огромную награду тому, кто сможет изобрести такой способ, то есть сделать часы, достаточно точные и надежные для этой задачи. Награда была по тем временам огромная – от десяти до двадцати тысяч фунтов, в зависимости от точности измерений. И почти пятьдесят лет эта награда не была востребована! Только в тысяча семьсот шестидесятом году часовщик-самоучка Джон Гаррисон смог сделать достаточно точный и компактный хронометр, который за три месяца плавания ушел всего на пять секунд…
«Нет, – подумала я, – похоже, что этой лекции не будет конца… он может говорить сколько угодно на свою любимую тему».
А он продолжал:
– Настоящая революция в определении долготы произошла в конце девятнадцатого века, с изобретением радио. Теперь в любой точке земного шара можно услышать сигналы точного времени и сверить по ним корабельные часы, так что дорогие точные хронометры стали совершенно не нужны. Tempora mutantur… – сказал он и тут же поправился, увидев мое изумленное лицо: – Времена меняются, но… Но подлинные любители и коллекционеры по-прежнему собирают старинные часы. И я – один из них. Я считаю себя в каком-то смысле хранителем времени… у меня есть не только механические часы, но даже одна настоящая клепсидра…
С этими словами Иннокентий Романович подошел к низкому столику, на котором стояла целая скульптурная композиция – наполненный водой бассейн, посреди которого на круглом островке плавала мраморная нимфа с кувшином в руках.
Из этого кувшина непрерывно лилась вода, собираясь в бассейн. Вода в бассейне постепенно поднималась, вместе с ней поднималась нимфа. Ее свободная рука скользила вдоль колонны, на которой были написаны римские цифры от одного до двенадцати. Так что рука нимфы указывала, который теперь час.
– Когда эти часы дойдут до двенадцати, нужно будет перелить воду из этого бассейна в другой, скрытый. Нимфа опустится на дно бассейна, и отсчет времени начнется сначала…
Я выразительно взглянула на свои собственные часы, и Иннокентий Романович понял намек:
– Ох, извините, я увлекся, а ведь вы пришли ко мне не ради лекции! Вы хотели показать мне какие-то часы?
– Да, вот эти. – Я протянула ему часы Кулакова.
Он внимательно посмотрел на них и присвистнул:
– Какой замечательный хронометр! Давненько мне не доводилось видеть такого!
Он взглянул на меня с интересом:
– Откуда у вас эти часы?
– Ну, вообще-то, это долгая история. И я хотела узнать… может быть, вы мне что-то о них расскажете. Вы ведь специалист по часам. Кроме того, как видите, они остановились. Может быть, вы что-то сможете с ними сделать.
– Да, я с удовольствием займусь вашими часами. Это замечательный прибор, прекрасная работа. Такие часы делаются вручную, прекрасными мастерами, каждый экземпляр уникален. Их даже держать в руках приятно! Вы можете их оставить у меня?
– Конечно. Скажите, когда зайти за ними.
– Думаю, за два-три дня я что-то смогу узнать о них. Починить я надеюсь еще быстрее.
Он еще раз осмотрел часы и задумчиво проговорил:
– А это что такое?
– Вы нашли там что-то интересное?
– Скорее, что-то необычное. Посмотрите, здесь под номером часов есть еще какие-то цифры, только очень мелкие…
Иннокентий Романович достал ювелирную лупу, вставил ее в глаз и снова пригляделся к обратной стороне часов.
– Интересно… – повторил он снова. – Посмотрите сюда… вот в это место…
Он протянул мне лупу. Я с трудом пристроила ее к правому глазу – это оказалось неожиданно трудно, но наконец я смогла разглядеть мелкие цифры на задней крышке часов.
Там было очень мелко выгравировано: 16.34.45.
Я произнесла эти цифры вслух.
– И что это значит? – в недоумении спросила я часовщика.
– На номерных часах могут писать дату их изготовления. Однако эти цифры для этого не подходят. Ни одна из этих цифр не может быть номером месяца – они все больше двенадцати, также две цифры больше тридцати, значит, они не могут быть числом месяца.
– Тогда что же это?
– В принципе, это число может быть точным временем – определенный час, минута и секунда…
– Что, неужели на часах настолько точно записали момент их изготовления?
– Нет, конечно. Во-первых, так точно указать время изготовления, с точностью до секунды, – нереально, а указать время, не указав дату, – еще и бессмысленно. Мне приходит в голову только одна мысль, и мысль эта странная…
– Что же это за мысль?
– Можно попробовать выставить на часах это время и посмотреть, что произойдет. По крайней мере, сделать это несложно…
Он начал осторожно поворачивать головку установки времени.
Сначала Иннокентий Романович перевел минутную и часовую стрелки на шестнадцать часов тридцать четыре минуты, затем начал двигать секундную стрелку.
И в тот самый момент, когда он установил эту стрелку на отметку «сорок пять», в часах что-то щелкнуло и в верхней части циферблата открылось маленькое окошечко.
В нем появилась буква «Д», затем цифра 7; потом буква «К», следом за ней цифра 9. Затем буква «С» и цифра 6. После этого в окошечке появилась буква «Ц» и за ней цифра 8.
Потом буквы и цифры снова сменились в той же последовательности – Д7, К9, С6 и Ц8.
– Запишите эту последовательность! – попросил меня часовщик. – Запишите скорее!
Вместо того чтобы записывать их, я одну за другой сфотографировала буквы и цифры на свой телефон.
И очень своевременно сделала это, потому что, после того как значки сменились третий раз, окошечко в циферблате закрылось.
– И что это было? – спросила я Иннокентия Романовича.
– Не
