Сегодня слишком много произошло. Но ведь я Воин. Мне надо научиться лучше справляться с магической стороной своей жизни.

– Почему рядом с тобой никого нет? – спрашивает Зандер, неожиданно возникнув возле меня – я даже не заметила, как он покинул капитанскую рубку.

Мое сознание было словно в тумане, и я даже не подумала о том, что Зандер будет на пароме. А должна была, ведь я наизусть помню график переправ и смен.

И я принимаю решение, что не позволю ведьмовской части себя быть слабачкой. Скорее я дам монстру сожрать себя живьем – и поскольку я едва избежала этой участи сегодня утром, я знаю, о чем говорю.

Я смотрю на кузена, и что удивительно, он хмурится. Как волшебник, Зандер не очень силен, зато у него полно человеческих достоинств.

– Ты же здесь со мной.

– Ты знаешь, что я имею в виду, Эмерсон. Ты спешишь прямо в… – Он замолкает и озирается по сторонам так, словно нам есть о чем волноваться, хотя я вижу вокруг лишь любителей ботаники.

Он понижает голос:

– Я не могу пойти с тобой на кладбище. Мы слишком заняты.

Я напоминаю себе, что он тревожится за меня. Любит меня. Я стискиваю его руку.

– Не надо меня провожать. Правда.

Я никогда не видела его таким напряженным и готовым меня защитить. Он так… обеспокоен, с удивлением понимаю я.

Хотя раньше на меня никогда не нападали. И ему никогда не приходилось играть роль гиперопекающего кузена, потому что главной опасностью до этого дня в моей жизни был Скип. Он постоянно мне досаждал еще с четвертого класса школы, но никогда не представлял для меня реальной угрозы. До этого дня.

Как Скипу удалось наслать на меня адлетов?

– Тебе стоит быть серьезнее, – наставляет меня Зандер, и мне очень хочется напомнить ему, что я сама говорила ему нечто подобное сотню раз на протяжении всей жизни. Но он такой мрачный, а я так испортила отношения с Джорджией, что теперь мне нужно быть аккуратнее. Я очень стараюсь.

– Я принимаю все всерьез.

– Ну да, конечно. Вот она ты, на пароме, одна-одинешенька.

– Я правда отношусь к этому серьезно, Зандер. Но мне нужно больше времени, чем тебе, чтобы принять новую реальность.

Забавно. Ведь они все это время знали правду. Единственное, что изменилось – обо всем узнала я. «Вот еще одно доказательство того, что я крутой Воин», – думаю я самодовольно. Я могу быстро адаптироваться к новой информации, новым способностям и своей новой самости.

Но с другой стороны, никто из них не принимает во внимание годы тренировки, когда я принимала участие в политических играх среди беспощадных головорезов школы Сант-Киприана.

Вместо того, чтобы и дальше меня наставлять, Зандер снимает с шеи подвеску. Не помню, носил ли он когда-нибудь что-то на шее? Но то, как он снимает подвеску, доказывает, что она стала частью него самого. Частью, которую он от меня прятал.

Я хмурюсь, глядя на подвеску, и меня снова обуревает обида, но я стараюсь отделаться от нее, пока она не взяла надо мной верх. На кожаном ремешке висят три медальона; я касаюсь их и понимаю, что они многое значат. Три широкие, скрученные ленты из металла. Медь, серебро, золото.

И я догадываюсь, что они значат. Это три реки. Наши три реки.

Я не произношу этого вслух, потому что Зандер просто взбесится – вокруг нас снует слишком много любителей ботаники. И еще потому, что здесь должны быть всего две реки.

Он надевает подвеску мне через голову.

– Не снимай ее.

– Что это?

– Защита.

– Джорджия уже нагрузила меня кристаллами.

– Чем больше, тем лучше, – бормочет он. – Если через пятнадцать минут ты не поднимешься ко мне на борт, я пришлю всех за тобой.

– Есть, сэр, – салютую я.

Он бормочет что-то еще, чего мне лучше не слышать, и отходит, но я знаю, что он присматривает за мной даже тогда, когда ведет паром. Когда болтает с водителями машин, поднимающимися на борт, флиртует с женщинами, которые вечно с ним заигрывают.

Большинство посетителей съехали с парома на пристань на своих машинах, и теперь им придется встать на специальной парковке и пешком пойти к кладбищу той же дорогой, что и мне. Я не думаю о том, что мне надо пройти той же грязной тропинкой, что и утром. И не думаю о том, что ждет меня на кладбище. Нет – и это получается даже легче, чем мне казалось, потому что сейчас все выглядит иначе. Темно. Фонари испускают призрачный голубой свет. Наверное, этот свет должен выглядеть жутковато, но есть в нем нечто согревающее душу в эту мартовскую ночь. Словно это традиция, ритуал.

Магия.

Я тихо улыбаюсь тому, что магия существует. И я могу ее применять. Знаю, мои друзья сосредоточились на опасности, на вопросах без ответа, но я уверена, что во всем есть место для радости. Я иду прямо к багряникам, чьи лепестки сменили цвет в темноте, – и сейчас для радости самое время.

Я иду вместе с другими до ворот, но, зайдя на территорию кладбища, отделяюсь от толпы. Направляюсь к могиле бабушки, готовая ко всему. Например, к каменному моржу в изголовье захоронения. К тому, что там вообще ничего не будет…

Но когда я подхожу поближе, то вижу лису, что стояла там со времени похорон. Никаких каменных статуй кошек. А на надгробии – бабушкина удивительная жизнь, сокращенная до двух дат с тире между ними. «По крайней мере она прожила много-много лет», – думаю я как обычно. Много-много лет.

Я смотрю на знакомое изваяние лисы и на секунду чувствую глубокое облегчение.

Но потом спрашиваю себя, зачем вообще Скипу понадобилось менять местами статуи, если он и так нанес вред багряникам и напустил на меня своих псов из ада?

Я делаю мысленную пометку спросить позже… у кого-нибудь.

Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на багряники, которые в последний раз предстали передо мной изрубленными на мелкие кусочки, но вижу каменного ягненка, что всегда стоит на могиле Агаты Мэриуотер Норт, одной из знаменитых предков Джейкоба.

Любые мысли о Джейкобе меня греют, но сейчас меня занимает не это, а каменные создания на могилах.

Потому что если все мы волшебники, то, возможно, эти животные – не просто милая эксцентричная выходка жителей маленького городка.

Разве у ведьм нет фамильяров – животных, которые их охраняют?

И что-то внутри