я действовала осторожно (мольба, которую я проигнорировала). И все внутри меня хочет бороться так же, как сегодня утром.

Я чувствую себя так, будто меня подталкивают к битве. Но единственная вещь, которую нужно обо мне знать – и никакие заклинания для этого не требуются – что мне не нравится, когда меня к чему-то подталкивают.

Вилди не следуют за толпой. Они ее возглавляют. И после того, как я много лет имела дело с городским советом, с торговой палатой и горожанами, уверенно заявляю, что меня бесполезно подталкивать к действиям.

Женщины стараются быть гибкими, потому что могут. И они научились улыбаться, соглашаться, а потом поступать по-своему.

И я так всегда делаю, даже при том, что сегодня я имею дело не с городскими бюрократами, а с главой секретного ведьмовского правительства. Которой не следует знать, как мне не понравились ее слова о моей бабушке, и еще меньше ей надо знать, как много я теперь знаю про саму себя.

Я знаю. И это единственное, что имеет значение.

Я продолжаю ласково улыбаться Кэрол. И гнев внутри меня отступает. Она смотрит на меня так, словно до сих пор что-то во мне ищет. Но потом извиняется и уходит.

Она оставляет меня стоять на том же кладбище, где я чуть было не погибла сегодня утром, и думать, будто мне это все померещилось.

А если нет? Что прикажете делать с этой жуткой, явно опасной жизнью ведьмы?

Мне бы сейчас совершать круг почета по городу за то, что я вывела фестиваль «Багряник» на небывало успешный уровень. Я обещаю себе, что сделаю это завтра.

И ухожу с кладбища.

10

Спустя отведенные мне пятнадцать минут я возвращаюсь на паром. Зандер не подходит, чтобы поговорить со мной, лишь удовлетворенно кивает из капитанской рубки. Сойдя на берег, я спешу к книжному магазину, где слегка измотанная Джорджия обслуживает толпу гомонящих туристов.

– Я действительно не гожусь для клиентского сервиса, – говорит она. – Болтаю о чем-то отвлеченном, а не о книгах, а покупатели хотят не этого.

– Уверена, ты была великолепна, – стараюсь я ее приободрить.

– Это не так, Эм, – округляет она глаза.

Нужно как следует ее отблагодарить. И хорошенько извиниться. А потом рассказать ей, как сильно я полагалась на ее кристалл – тот самый, над которым я потешалась, называя его белибердой с научной точки зрения.

Но я не знаю, как все это сказать.

Так что вместо этого я захожу за прилавок и обнимаю ее. Джорджия обнимает меня в ответ, и я знаю, что она меня простила.

– И как выглядят багряники? – спрашивает она.

Я отстраняюсь, и волна благодарности захлестывает меня. Потому что – это она. Моя Джорджия, несмотря ни на что.

– Отлично, – с трудом выговариваю я.

Я потеряла многих: бабушку забрала смерть, родителей – гордость, сестру – изгнание. Но посмотрите, как много мне дано. Настоящие друзья. Семья, которую я создала сама.

– Ты хмуришься, – замечает Джорджия. – Обычно во время успешного фестиваля ты прыгаешь до потолка от радости. – Ее глаза поблескивают. Она наклоняется ко мне, чтобы нас никто не услышал. – Теперь ты буквально можешь прыгать по потолку в прямом смысле.

Признаюсь, мне нравится эта идея. Но не сегодня. Не после поездки на кладбище.

– Там была Кэрол Саймон, – сообщаю я.

Джорджия выглядит крайне встревоженной.

– Ты же не давала волю чувствам, правда?

– Наверное, нет. Она же не превратила меня в рогатую жабу, так что…

Джорджия кривится.

– В этом вся Кэрол, – бормочет она.

– В том, что у нее волшебные волосы? – спрашиваю я, понизив голос. Возможно, я говорю слишком тихо.

– Что? Волосы?

– Не обращай внимания. – Я отбрасываю эту идею. – Что ты хотела сказать?

– Только то, что она хочет казаться милой, доброй, общительной. Пока не решит в назидание превратить всю твою семью в чумных крыс хотя бы на три зимних месяца.

– Она… так делает? – Я шутила насчет рогатой жабы. Вроде бы.

– Она может все, – очень тихо произносит Джорджия, и ее глаза кажутся очень темными. – Она стоит во главе правящего ковена.

Я стараюсь усвоить эту информацию, пока обслуживаю очередь из клиентов, выстроившуюся у кассы. И после, когда посетители расходятся, я прохожусь по магазину, навожу порядок, переставляю товар, ищу и убираю липкие остатки еды, которые неизбежно появляются на полках с книгами.

– Надо обязательно рассказать о Кэрол остальным, – решает Джорджия, когда уходит последний посетитель и я запираю дверь: самый длинный рабочий день в моей жизни наконец окончен. Во мне снова просыпается прежняя Эмерсон. Я – все еще я, но с тайными сверхспособностями. И еще я продала кучу книг.

– До тех пор, пока мы не поймем в чем дело, рассказывай нам обо всех странностях.

Странностях… Скип. Кладбище – утром и сегодня вечером. Адлеты, каменные лисы и красные глаза в тумане. Непреодолимое желание сесть на паром, которое я было у меня сегодня дважды. Фамильяры. Монстры. Брусчатка на улице и стирание памяти. Сара Вилди, феминистка и герой, замученная и убитая ведьма.

– А что, были какие-то не странные события?

Джорджия чуть смущенно улыбается.

– Справедливо. – Она показывает на часы в виде лисы. – Уже десять. Мы готовы к закрытию? Надо спешить к Джейкобу, пока луна еще высоко.

Как обычно, при упоминании его имени меня обдает жаром.

– Джейкоб? Почему? – спрашиваю я с нарочитой небрежностью и не обращаю внимания на ее слова о том, что «луна еще высоко».

– Обычно мы совершаем ритуалы на ферме, потому что те земли всегда были заколдованы, – объясняет она, пока я выключаю компьютер и свет. – Особенно сильным это место становится во время Остары.

– Ну конечно. – Мне хочется закатить глаза. – Все дело в Остаре.

Стоя в дверях, Джорджия смеется, а ее рыжие волосы развеваются на ветру.

– Остара – это праздник весны. Баланса.

Взмахом руки я прошу ее отойти от двери и закрываю ее за нами.

Она кладет руки в карманы и задирает голову, изучая ближайшие к нам уличные фонари.

– Это праздник оживающей земли. Когда света становится больше, чем тьмы, и происходит возрождение. Обновление. Нет лучшего места, чем ферма, чтобы это прочувствовать.

– И мы просто… соберемся с теми, кого любим, и отпразднуем?

– В той или иной степени, – соглашается Джорджия. – Мы могли бы сделать это вместе с остальными. Многие ведьмы и волшебники не нуждаются в том, чтобы рядом были только близкие, но мы еще со школы… делали это вместе. Наш маленький ковен тогда был из шестерых. Теперь будет из пяти.

У меня уходит немного