что скорбь приходит волнами, которые уступают место радостному настроению и мыслям о будущем, а желание сохранять связь с умершим естественно, мы, может, и не успокоим боль. Но осознание того, что «правильной» скорби не существует, снимает с нас лишний стресс и освобождает от необходимости искать решение «проблемы».

Для скорби нет решения, потому что любимый человек ушел из жизни. Нам будет его не хватать. Скорбь нельзя ни решить, ни проработать, ее нужно прочувствовать. Нет короткого обходного маршрута слева или справа. Этот путь ведет нас дорогой всех чувств, имеющих отношение к скорби.

Полагают, что скорбь тесно связана с любовью. Скорбь после смерти — цена за любовь при жизни. Оба чувства обрушиваются на нас, не спрашивая ни о наших планах, ни о желаниях. Смерть любимого человека оставляет след, потому что мы любили. След оставляет сам человек, и это очень отрадно и утешительно, поскольку благодаря этому он продолжает жить в будущем. Жизнь после утраты становится иной. Нельзя это пережить, можно только жить с этим. То, что мы чувствуем, никогда не обманывает, поэтому мы не позволим затолкать наши чувства в корсет. Это верно как для отношения к скорби, так и для отношения к любви, а также для всех более сильных и менее заметных чувств, уготовленных нам жизнью.

Оборванная нить. Новый блеск старой добродетели: терпение

Нетерпение требует невозможного, а именно достижения цели без обращения к средствам.

Георг Вильгельм Фридрих Гегель. Опыты сознания

Вечерняя пробка на шоссе А1. Всё стоит. Через 20 минут я должен быть в студии. Кондиционер работает, но меня бросает в жар. Я нетерпеливо постукиваю пальцами левой руки по рулю, а правой кручу ручку радио. Где же информация о пробках? Черт! Я опаздываю. Под давлением стресса хватаюсь за мобильный телефон — непременно Google известна причина пробки. Но телефон выскальзывает и падает между сиденьями. День не задался. Ну почему этот идиот передо мной не проедет хоть чуть-чуть вперед? Соседняя полоса уже давно движется. Ну уступи же, я хотя бы перестроюсь. Вообще-то у меня есть дела намного важнее, чем стоять в этой пробке. Сердце колотится, часы тикают, а я ничего не могу поделать. Кошмар!

Я нетерпеливый человек. Мне трудно сохранять спокойствие, когда что-то меня тормозит: пробка, очередь в кассу или срочно необходимая, но запаздывающая посылка. «Мы откроем для вас кассу номер два». Единственное, что в этот момент удерживает меня от того, чтобы локтями продолжить себе путь вперед, — чувство стыда. Как бы я хотел прорваться. Я люблю, когда всё происходит быстро, и в этом я не одинок.

Согласно опросу, две трети немцев теряют терпение, если в ресторане спустя полчаса ожидания еда всё еще не стоит на столе[197]. Более половины раздражаются, если их собеседник никак не может перейти к сути вопроса[198]. А из почти 20 тыс. опрошенных в ходе исследования в 2008 году всего 5,5% охарактеризовали себя как «очень терпеливых», поставив десять из десяти баллов[199]. Даже если вы считаете себя терпеливыми и в пробке можете остаться невозмутимыми, вам непременно знакомо нехорошее, щекочущее чувство, возникающее, когда человек, с которым вы договорились встретиться, опаздывает или вы задерживаетесь у врача дольше, чем планировали изначально, хотя вам очень нужно было сегодня вернуться за письменный стол. Ожидание и одновременно сохранение спокойствия дается нам с трудом.

Как некоторые люди умудряются быть невозмутимыми в такие моменты, когда другие готовы лопнуть от нетерпения? Это врожденное качество или вопрос воспитания?

Один из известнейших экспериментов на тему нетерпения — маршмеллоу-тест (он же зефирный эксперимент), проведенный психологом Вальтером Мишелем в 1960-х годах[200]. Ученый клал перед четырехлетними детьми лакомство и объяснял им, что они могут съесть зефиринку сейчас или немного подождать и получить вторую. Видеозапись эксперимента трогательна и очаровательна, на ней сразу заметно, какой душевной силы требует от детей проверка на терпеливость. Они пытаются отвести взгляд, тычут в сладость пальчиком и облизывают его, нюхают угощение. Для многих попытки дождаться двойного вознаграждения оканчиваются провалом.

Часть детей, принявших участие в эксперименте, Мишель смог снова найти 20 лет спустя. Ему удалось доказать, что чем дольше дети ждали угощения, тем лучше были их успехи в школе, социальные компетенции и устойчивость к фрустрации. Долгое время этот эксперимент цитировали, чтобы показать, что терпение — отчасти врожденная характеристика. Вывод гласил, что оно не меняется и оказывает решающее влияние на всю дальнейшую жизнь. Но в новейших исследованиях было доказано, что способность детей к самоконтролю в первую очередь зависит от их окружения и опыта. Так, дети женщин с высшим образованием в среднем могут ждать существенно дольше[201]. Селеста Кидд, которая во время обучения в аспирантуре Рочестерского университета работала в приюте для бездомных семей, предположила, что живущие там дети, какими бы разными они ни были в остальном, сразу съели бы маршмеллоу. Окружение научило их брать всё, что возможно взять. Это предположение Кидд проверила в ходе исследования, проведя слегка модифицированный эксперимент[202]. Она дала детям обещание, которое вскоре нарушила. В результате разочарованные дети выдержали только половину времени от того, сколько ждали те, кто не испытал разочарования. Таким образом, опыт, полученный в определенном окружении, действительно повлиял на то, с какой готовностью дети могли ждать.

На сегодняшний день вариаций маршмеллоу-теста множество. Особенно интересны в этом плане культурные различия в связи с терпением. Команда исследователей во главе с Беттиной Ламм из Оснабрюкского университета в 2017 году провела классический эксперимент с детьми из Германии и из деревенских семей Камеруна с очень традиционным укладом[203]. Из камерунских детей спокойно ждали вознаграждения 70%, некоторые даже уснули. Из немецких детей только 28% смогли дождаться награды, остальные ерзали, постукивали по столу, ругали лакомство и нетерпеливо ждали возвращения руководителя эксперимента — в общем, вели себя так, как всегда веду себя я, стоя в пробке. Причина такой ярко выраженной разницы между группами заключается, по мнению исследовательницы, в воспитании. Дети в Камеруне живут по четким правилам, как члены общины, учатся проявлять уважение и послушание, контролировать свои эмоции; а немецкие родители воспитывают в своих детях активную позицию и умение выражать свои желания. «В нас практически воспитывают нетерпеливость. В Камеруне всё иначе», — объясняет мне Ламм.

Многие привыкли получать желаемое, причем как можно скорее, потому что всё вокруг нас направлено на это. Мы, как малыши, кричим и резко дергаем ногами, если что-то происходит, по нашим представлениям, недостаточно быстро. Кнопку в лифте мы нажимает не один, а пять раз,