Тибетский созерцатель XIX века Дуджом Лингпа описывал этот процесс следующим образом: «Тот, кто имеет опыт пустоты и ясности и направляет свое внимание вовнутрь, может пресечь все внешние видимости и прийти к состоянию, в котором, как он считает, нет ни видимостей, ни мыслей. Это переживание лучезарности, с которым не смеешь расстаться, есть субстратное сознание»[157]. Тибетские созерцатели считают, что переживание субстратного сознания приносит прозрения относительно рождения и эволюции человеческой психики. Привлекая аналогию из современной биологии, этот уровень можно описать как своего рода «стволовое сознание». Подобно тому, как стволовая клетка адаптируется под конкретное биохимическое окружение (например, мозг или печень), субстратное сознание подстраивается под конкретный биологический вид. Это самое раннее состояние сознания в человеческом эмбрионе. Подвергаясь обусловливающему и структурирующему воздействию со стороны широкого спектра физиологических (а позже и культурных) факторов влияния, оно постепенно принимает отличительные черты конкретной человеческой психики. Субстратное сознание не является неотъемлемо человеческим, ведь оно также представляет собой и основополагающее состояние сознания всех остальных живых существ. Человеческий ум проявляется из этого измерения осознавания — измерения, которое предшествует человеческой, концептуальной двойственности ума и материи и является более основополагающим[158]. Утверждается, что как ум, так и все переживания материи происходят из этого светоносного пространства, в котором нет разделений с точки зрения какого-либо ясного чувства субъекта и объекта. Таким образом, гипотеза о субстратном сознании отвергает как картезианский дуализм, который был описан ранее, так и веру, что Вселенная есть нечто исключительно физическое. Кроме того, эту гипотезу можно проверить на собственном опыте — независимо от наших идеологических предпочтений и теоретических допущений.

Созерцатель может намеренно изучать это измерение сознания с помощью практики, которая была описана выше, — практики, где дискурсивные мысли утихают, а все видимости нас самих, других людей, нашего тела и нашего окружения растворяются. На этом этапе, как и в состояниях сна и смерти, ум собран внутри, а физические чувства неактивны. Что при этом остается? Состояние яркого, ясного сознания, которое представляет собой основу для появления всех видимостей, предстающих перед потоком ума определенного индивидуума. Все явления, предстающие перед чувственным и ментальным восприятием, наделены этой ясностью и проявляются перед этим пустотным, светоносным субстратным сознанием.

Хотя буддизм в целом описывают как традицию, отвергающую существование души, подобное описание субстратного сознания может показаться возвратом к этой концепции. Так ли это? Все зависит от того, как вы определяете слово «душа». Тот вид «я» или души, который отвергался ранним буддизмом, описывался как нечто неизменное, бесчастное и независимое. Субстратное сознание (как оно описывается в традиции великого совершенства в тибетском буддизме) представляет собой поток возникающих и уходящих мгновений сознания, а потому не является чем-то неизменным или бесчастным. Кроме того, оно обусловлено различными источниками влияния, включая предшествующие мгновения осознавания в потоке самого субстратного сознания. В этом смысле оно не является независимым. Мы также не можем считать это измерение сознания сугубо человеческим; речь, скорее, идет о тонком потоке осознавания, из которого в процессе формирования эмбриона проявляется человеческий ум. В процессе умирания он вновь растворяется в тот же потоке. Каждый раз, когда вы погружаетесь в сон без сновидений, ваш ум растворяется в субстратном сознании, которое снова и снова активируется, чтобы порождать одно сновидение за другим — причем каждое из них вновь растворяется в основополагающем ведении. В конце концов вы снова просыпаетесь и вновь проявляется ваш бодрствующий ум.

Впервые пережив это блаженное, светозарное, концептуально безмолвное состояние, вы легко можете принять его за нирвану или за окончательную природу сознания. Тем не менее тибетские созерцатели веками настаивали на том, что перед вами лишь относительное основополагающее состояние осознавания; его переживание не приносит уму постоянного освобождения. Панчен Лосанг Чокьи Гьялцен, например, отмечает: переживание этого измерения сознания позволяет нам распознать феноменологическую природу ума[159]. Аналогичное утверждение делает и Дуджом Лингпа: это переживание приносит прозрения об относительной природе ума, которую не следует путать с «ведением ясного света» или любыми другими возвышенными состояниями реализации. И действительно: если вы застрянете в этом состоянии и не продолжите продвигаться в своей практике медитации, данный уровень ни на шаг не приблизит вас к просветлению[160].

Что понятно, современные ученые пока не воспроизвели это открытие. Пока методы изучения ума сводятся к материалистическим подходам — к исследованиям мозга и поведения, — наше понимание ума всенепременно будет материалистичным. При этом более глубокие измерения сознания, которые становятся заметны только при достижении направленного вовнутрь самадхи, останутся неизученными и неведомыми. С точки зрения ученого-материалиста существование субстратного сознания относится к сфере метафизики. Тем не менее для адепта созерцания оно представляет собой эмпирический факт, который можно выявить лишь с помощью глубоко очищенного, устойчивого и явного внимания, которое, подобно мощному телескопу, направлено на внутреннее пространство ума.

Субстрат

Когда наш ум успокоился в своем естественном состоянии, пустое пространство, которое мы осознаем, называется субстратом (алая)[161]. Описать его сложно, ведь на этом этапе из-за отсутствия мыслей «я» и «не я» явное переживание разделения между субъектом и объектом отсутствует. Здесь присутствует «субъективное» осознавание субстрата, который предстает перед вами как объект — как своего рода вакуум, в котором временно утихли все виды умственного содержания. Ум теперь можно сравнить с лучезарно-прозрачным стеклянным шаром, внутри которого успокоились все растревоженные снежинки — ментальные активности.

Субстрат пронизан полем творческой энергии, которая в традиции махаяны известна как джива, или жизненная сила. Именно этот энергетический поток, а не мозг, считается подлинным хранилищем воспоминаний, умственных черт, поведенческих моделей и даже физических черт, переходящих из одной жизни в другую[162]. Все чувственные и умственные видимости проявляются из пространства субстрата; он обладает способностью порождать альтернативные виды реальности — например, ландшафт сновидений, которые мы видим, когда спим. Когда субстрат проявляется во сне без сновидений, он, говоря обобщенно, не поддается наблюдениям, и потому сделать умозаключение о его существовании можно только на основе состояния бодрствования. Тем не менее также говорится: если мы посвятим развитию умственного и физического расслабления, а также устойчивости и яркости внимания тысячи часов, мы сможем напрямую и явно распознать это внутреннее пространство — и понаблюдать за тем, как умственные и сенсорные явления проявляются из него на основе широкого спектра психологических и физических видов влияния. Когда ум человека, не имеющего созерцательной подготовки, растворяется в субстрате в момент смерти, такой человек переживает краткое состояние забытья. При этом тот, кто познакомился с субстратом и изучил его с помощью