Я подбоченилась на сельский манер. — Этот… м… господин офицер как-то раз пришел ко мне за травками. К лекарю с такой болезнью показываться не хотел, — я подмигнула старосте, и селяне засмеялись. — А как вылечился, говорит, что мы ни о чем не договаривались, и вторую половину монет не отдал. Грозил, коль буду жаловаться, объявит меня шалпийской шпиёнкой. Ась? Так было? — Врет она! Кого вы слушаете! Она магтефактор, сбежала от нас в Леоссоне!

Селяне дружно грохнули хохотом. Они никак не могли представить, что магтефактор варит травки в захудалом селе вместо того, чтоб магичить в столице. Магтефакторы и среди шалпийских селян считались чем-то вроде высшей аристократии, а уж в бедном на магию Леоссе… Лейтенант понял, как сказочно звучат его объяснения, и замолчал, лишь пытался убить меня взглядом.

Подняв всю связанную команду пинками их повели в крепкий кирпичный сарай, откуда быстро вынесли весь скарб.

* * *

Мы со старостой сидели над кружками взвара на ступеньках у его дома. — Что ж делать теперь, что ж делать… — Для начала съездить в город и выяснить там, что к чему, и сколько с вашего поселения ожидается. Лучше к приказчику какому, заплатите ему три серебряных, а потом уже в магистрат. Приказчик им лучше объяснит. — Дело говоришь, ведьма. — Откликнулся староста и снова замолчал.

Я отметила, что одну из трех ступеней недавно починили. Хоть домик у старосты небольшой и довольно старый, но сложен из добротного кирпича. И так во всем поселении — бедненько, но чистенько. Дома ничем не украшены, стены голые, но без прорех, без провалов в крышах. У тех, кто тяжело работает круглый год на скудной земле, нет ни сил, ни времени на украшения.

В некоторых поселениях, которые мы проходили, зажиточные селяне хвастались достатком, покрывая дома красками, даже бревенчатые, но не здесь. Другие поселения были бедными и запущенными, с прохудившимися крышами и болтающимися ставнями, с заборами, которые подпирали палками, но выравнивать не брались. А здесь народ жил работящий, старательный, рукой на все не махнули. Жаль их было.

— Неужто всегда так скудно жили? — Какой там… — протянул староста. — При прадеде моем, когда магия еще не повывелась, звали сюда чаровиков, они делали землю рыхлее, будто изнутри песок вылезал, и все росло. — Он вздохнул. — Кирпич еще при моем деде обжигали, но теперь леса меньше стало, дров не напастись. Раньше к нам иногда маги заезжали и магичили, чтоб печь жар давала от одного бревна как от четырех, но нынче маги не про нас. Уголь бы привозить, но тоже — где ж столько серебра взять. Если купить угля хоть на месяц-другой, а там уж с проданного бы купили новый. Но нету у нас лишних золотых.

Я встала со ступеней: — Покажи печь.

Мы прошли за околицу, где на отдалении от села стояла печь для кирпича. Да, это самая обычная печь, для таких мой отец делал простенькие артефакты, чтоб больше жара удерживалось внутри. Я прошла вдоль печи, проводя рукой по стенам. Может быть, маги приезжали, чтоб подпитать артефакты, сберегающие жар? Я отправила капельку дара в середину стены, и что-то отозвалось. Переместившись к углу, я повторила. Обошла печь и кивнула сама себе: да, все восемь артефактов на месте, только изголодались по магии. Сколько я могу влить, чтоб личина не поплыла? Уставившись в темное небо, я подсчитывая количество чар. Да, пожалуй, столько смогу. Будет даже справедливо, если украденная у торговца магия поможет этим людям.

Обходя печь еще раз, я вливала магию в спрятанные в толще кирпичей артефакты. Вслед за мной стены начинали светиться. Староста не дыша шел позади.

— Все. — Я вернулась к углу, с которого начала. — Теперь меньше жара будет выходить наружу, а значит, больше оставаться внутри. Магии у меня маловато, но я сколько могла, столько подпитала.

Староста восхищенно смотрел на печь, на меня, и снова на печь. — Светиться скоро перестанет, — поспешила добавить я, — магии нужно проникнуть в кирпичи и там закрепиться. Через два дня можете приступать к работе. Чар хватит на год, потом подзарядить бы. Или переходите на уголь, смотря что дешевле обойдется.

Староста принес бревно и развел внутри небольшой огонь у самой стенки. Огонь горел криво, будто что-то его отталкивало внутрь. Староста осторожно двигал рукой в печи и замер на границе, за которую жар почти не выходил. Он сел у печки и издал какой-то странный звук. Я подошла и присела рядом. — Спасибо тебе, ведьма, — и отвернувшись, утер лицо рукавом. — Мы ж с тобой вовек не расплатимся. — Задержите здесь лейтенанта с солдатами на неделю, пока мы далеко не отойдем, и расплатитесь.

Я понимала, что выдаю себя — по сути, призналась, что лейтенант, действительно, меня искал. Но староста, завороженно глядя на огонь, лишь кивнул. Поболтав в кружке взвар, я добавила: — Эль у вас водится? или что покрепче делаете? — Хочешь отметить? Дело доброе. — Нет, не мне. Солдафонам этим с мытарями. Если они неделю пить будут, а потом явятся с рассказом, что ваше поселение их в сарае запирало, кто ж им поверит?

Староста глянул на меня и рассмеялся: — Ох и хитра ты, ведьма. Ох и хитра… Напоим, как не напоить, моя баба крепкий перегон в прошлом году сделала. — И подумав, добавил, — А к лейтенанту вдовую Харью отправлю. Она все плачет, что Звезды не дали ей с мужем ребеночка, а прошлым годом муж помер, и ей теперь век одной куковать. Бобылей в нашем поселении не осталось, а в чужое идти стремается. К нашим мужикам соваться и того страшней, ей бабы волосья повыдергивают. Скажи, ведьма, ты ведь про дурную болезнь придумала? — Придумала. — Вот и ладненько.