И снова дорога. Дождей давно не было, ветер поднимал пыль, и я мечтала вновь вернуться в чащу, но по краям дороги тянулась неровная пустошь, поросшая колючими кустами, полная ям и буераков, и приходилось топать по пыльной дороге, закрыв лицо ветошью. Изредка попадались поля около поселений, но даже мне, горожанке, было видно, что чем дальше, тем хуже обстояло дело с урожаем. На второй день нашего перехода, когда мы свернули к северу, дорога стала совсем узкой, а потом и вовсе превратилась в две еле видные колеи в редкой траве, а сама земля стала тверже. Поля появлялись чахлые, сменяющиеся скудными лугами. Я слышала, что в Шалпии тоже есть такие места, но маги что-то умеют с ними делать. Здесь же люди еле выживали в поселениях на неудачной земле, ни на кого не надеясь.

В поселении, где мы решили остановиться на ночь, царил траур. Бабы выли, мужики ругались, не жалея ни женских, ни детских ушей. У дома старости на ступенях сидел одетый по-городскому человек с презрительно-строгой миной и рядом держал двух коней подросток, похожий на него лицом. Человек держал в руках бумаги: — Что воете? Откроете мошну и выплатите, коль вырастить ничего не сподобились. — Не по-людски это! Не по заветам Звезд! — крикнула какая-то баба. — А ты мне Звезды не приплетай. Я могу пастыря к вам прислать, пусть проверит, нет ли скверны какой.

Селяне загомонили — видимо, у пастырей в Лаоссе не лучшая репутация, если ими селян пугают. — Так что, жду здесь два дня, хату нам и пропитание дадите, коня устройте. Через два дня или обоз готовьте, или деньги. — Оно обвел глазами толпу и выцелил молодую семью, ткнув пальцем. — У вас стоять буду. Мне комнату, помощника моего на сеновал.

Мы подошли сзади к толпе. Близко стоящие селяне нас с любопытством оглядели, но видно было, что мытарь занимал их мысли намного больше. — Что происходит, — шепотом спросила я крепкую женщину с испачканными в муке руками. — Мытари неурочно приехали, — ответила та. — Говорят, что в этом году пораньше откупиться надо, а нас все одно неурожай, а деньги нужны. Урожая тут… — она вздохнула. — Часть-то он урожаем и взял бы, но откуда у нас столько. А денег у нас и подавно нет. Последнее выгребать придется. Что делать будем, что… К новобрачным еще на постой напрашивается. Не к добру. — Неужто всегда так много брали? — Нет, обыкновенно брали, а в этот раз говорит, что не досчитывали. Штрафами грозится.

Я вздохнула. Не судьба мне добраться до Шалпии тихо. — Эй, любезный, подай документы. Посмотрю, чем ты поселян так возмутил.

Толпа, шушукаясь, расступилась, и мы с недовольно сопящим Дэном прошли вперед. — Ты кто такая? — Странствующая травница. А это помощник мой, умом скорбный, но защитник хороший.

Дэн поиграл плечами и изобразил мрачный взгляд. — Давай бумаги. — Иди отсюда, травница, это дело местное, поселянское.

Рядом засуетился староста: — А и правда, травницы — они поученее нас будут, пусть глянет госпожа, беды не случится.

Ловко выхватив у мытаря из рук бумаги, староста протянул их мне. Мытарь дернулся, но вокруг меня несколько крепких мужиков дернулись вперед, и тот вернулся на ступени с прежним презрительным выражением лица. — Пусть смотрит баба, если разберет что.

Но насторожился. Моя речь не была похожа на говор малограмотных людей. Мытарь внимательно следил за мной.

У меня ушло несколько минут, чтоб распознать подлог: — А что же ты, любезный, считаешь им налог не с пахотной земли, а со всей сразу, вместе с домами и перелесками? И с лугов, как с хорошо родящего распаханного поля?

Я показала бумагу старосте, ткнув пальцем в нужные места. Тот дернул себя пятерней за бороду от досады: — Ах ты… Обмануть нас хотел! Сколько к себе в карман стянуть думал, а?

Подошли еще двое, видно, тоже кое-как в цифрах разбираются. Под злыми взглядами мытаря я на пальцах разъяснила им махинацию. Хоть и не умели они считать трехзначными цифрами, но пять от трех отличали, и что в расчеты оброка вписаны не те числа, видели.

Почуяв, что пахнет жареным, мытарь вскочил, а его сын забрался на коня, кинув отцу второй повод. — А ну вернуть мне бумаги! Я в город поеду, скажу им, что вы тут бунтуете и платить отказываетесь. — Ворюга! Мошенник! Вяжи его!

Видно, у мытаря с сыном были договоренности на этот счет, потому что парень не стал ждать папашу, а стукнул пятками по боками, объехал толпу и умчался по дороге. — Щенка его упустили! — Ничего, папашка у нас остался.

Мытаря быстро скрутили, выдав пару пинков и вываляв в пыли. Он быстро растелял свой лоск и презрительность, осталась только злость. — Вам это так просто с рук не сойдет! — Это вам не сойдет, господин Маррак, — обратилась я к нему подсмотренным на бумагах именем. — Попытка мошенничества — серьезное дело. — Мы еще посмотрим, кто ты такая, тра-а-авница, — прошипел мытарь.

Я загнала страх внутрь — мне с официальными лицами никак связываться нельзя. У меня ни документов, ни надежных свидетелей, кто мог бы подтвердить мою личность. И куда поскакал мальчишка?

Мы пытались двинуться вдаль по дороге, но жители обступили нас и умоляли остаться на разбирательства, а может, сварить им отваров за стол и кров. Я же пыталась убедить их нас отпустить.

На площадь влетело четверо военных, за которыми, припав к гриве лошади, скакал сын мытаря. У меня все похолодело внутри, и я сделала быстрый шаг за спину Дэна — впереди всех на буланом коне возвышался тот самый лейтенант, который вел меня с другими шалпийками через горы.

Лейтенант оглядел селянское собрание и положил руку на жуткий атрефакт с трубкой за поясом. Странно, но в этот раз они не спешили вытаскивать страшные машинки. — Что происходит?! Кто староста?!

Осторожно выглядывая из-за спины Дэна я увидела, как староста вышел вперед: — Вот, значит, обманывать нас решили. Хорошо, добрые люди подмогли подсчитать по правде.

Лейтенант махнул рукой на бумаги, которые староста сжимал в кулаке, и тот поспешил их подать. Лейтенант хмурился, поглядывая то на мытаря, то на селян: — Поедем в город. И ты, мужик, поедешь, и этих заберем. Развязывайте его. — Как заберете, как развязывать, как поедем! Дело же ясное, мошенник он! За что меня в город! — возмущался староста. — Заткнись, мужик. Совсем страх потерял? Лучше сам шевелись, не то руки скрутим, и пешком пойдешь. — Он махнул солдатам: — помогите этим проходимцам.

Непонятно, кого он имел в виду, селян или мытаря с сыном, но едва солдаты спешились и двинулись к связанному чиновнику, как осмелевший староста закричал: — Хватай их!

Хоть село и небольшое, но две дюжины мужиков тут набралось, и лейтенанту с тремя солдатами против них было не устоять. Один, было, схватился за артефакт с трубкой, но с сожалением убрал руку. Мытарев мальчишка попытался развернуться и пустить лошадь галопом, но к нему подскочила старостиха и остановила коня на скаку.

Дэн тоже поучаствовал во всеобщем веселье, и я не заметила, как осталась без прикрытия. Оказавшись на земле, обмотанный веревкой лейтенант озирался бешеными глазами и вдруг остановил взгляд на мне: — Ах ты! Тут! Вы, хамы, шалпийскую шпионку прячете! Всех вздернем, всех! — Его голос сорвался на визг. — Кто тут шпионка? Ты, что ль, ведьма? — староста обескураженно смотрел на меня. — Да какая я ему шпионка? — Я заставила себя улыбнуться и получила удовольствие от вытянувшегося лица лейтенанта. Да, дружок, не стоит недооценивать противника. Ты не думал, что скромная шалпийская старушка знает леосский так, что от леоссцев-северян не отличить?