Дальше Екатерина слушать это не стала, повесила трубку и зевнула. Это звонили мошенники. Тоже их звонки стали скучными и однообразными. Им очень хотелось её обмануть, а она не давалась. Такие кошки-мышки. Они обязательно звонили хотя бы раз в неделю и покушались на её материальное благополучие. Они знали ее домашний телефон, но ничего не знали о ней. И это её радовало. Она уже снисходительно относилась к этим наглым звонкам и как можно быстрее клала трубку, прерывая ненужную эту связь.

Екатерину слегка конечно раздражало, что чужие люди знают о ней что-то и более того, видят в ней какой-то неисчерпаемый денежный источник.

Назвал этот звонивший её “бабушкой”. Никому она не бабушка. Внуков у нее не было, как и не было детей.

Умудрилась прожить свою жизнь в горделивом одиночестве. И всегда боялась, что её обманут. Соврут, привлекут и бросят. Но ничего такого не случилось. Никто её особенно не домогался, не стремился к союзу с ней. Хотя она была обладательницей оригинального личика и смышленого ума. Пошла в учительницы. Но с детьми не сложилось. Не любила она детей. Поэтому ушла на чиновничью службу. И забылась в ней.

Очнулась уже на пенсии и в каком-то другом, некабинетном, мире. И он-то ей совсем не понравился. В этом мире она чувствовала себя невидимкой. Невидимой для окружающих. Они шли как бы сквозь нее. Даже не сворачивая в сторону, чтобы обойти её. Это она сама уворачивалась от столкновения.

Екатерина долго не понимала, отчего это так с ней поступают прохожие. Потом однажды увидела свое сутулое отражение в зеркальной витрине и не узнала себя в старой, в широком плаще, женщине. Ей как-то стало жалко ту, в отражении, но здесь, на тротуаре, где вовсю бурлила яркая жизнь, она ни в ком не вызывала чувства жалости. Ее просто не замечали, или обходили, как выбоину на асфальте.

Екатерине вдруг подумалось о том, что жаль этот тревожный утренний звонок был обманом. Было бы здорово, если бы это действительно был ее внук. Даже, если бы в больнице. Она представила, как поехала бы к нему со всякими вкусностями и утешала бы его, и с врачами поговорила. И мало ли чем она смогла бы помочь. Но действительность в виде звонка в дверь привела Екатерину в действительность. Она пошла открывать дверь. Открыла смело, не спрося “кто”.

На площадке никого не было. Екатерина посмотрела вверх по лестнице, вниз. Была полная тишина. Никого. Екатерина вернулась в дом, закрыла дверь и усмехнулась.

“Какое-то утро обманов”, — сформулировала она.

И сразу же огорчилась. Захотелось пойти куда-нибудь переключиться на что-нибудь, более приятно впечатлиться.

Екатерина привычно застегнула милый свой плащ, взяла сумку. И вышла из дома.

Утро было розовым. Солнце, заспанное еще, недавно вставшее, подавало жизнь в розовом цвете.

“Тоже в обманном“, — подумалось Екатерине.

“Разругался, рассорился весь мир зачем-то”, — Катя разочарованно пожала плечами и не стала думать дальше о серьезном.

И вдруг навстречу ей из-за угла вышел сосед. Он тяжело нес свой живот, обмахивался шляпой. Соседу было жарко. Пот струился по его роскошным бакам. Сосед был хоть и толст, но пижон.

Он сильно обрадовался, увидев Екатерину. Остановился и сразу же попросил денег.

— Нет наличности. Нужны пару тысяч, выручай.

Катя, как под гипнозом, вынула кошелек.

— Спасибо, вечером отдам.

И сосед легко и быстро отошел, сел в такси и уехал.

В магазин Катя уже не пошла. Расхотелось, да и деньги кончились.

А день только начинался. И что с этим днем делать? Екатерина не знала.

Дома всё было убрано, окна вымыты. В шкафах — порядок. Пыль удалена.

Тут Катю толкнул прохожий, и она поняла, что стоит на середине тротуара и что-то, верно, давно стоит.

Она встряхнулась, и пошла себе вперед, вглядываясь в лица прохожих. Это было удобно, потому, что они на нее не глядели вовсе.

И вдруг она увидела, что навстречу идет звезда театра и кино, заслуженный и народный актер. Он шел очень медленно, опираясь на трость. Он был худ, сутул и слаб. И никто не узнавал его здесь, в этом новом мире. Будто и ему было неловко от своей старости. Да и сама Катя с трудом узнала знаменитость, старость редко кому к лицу.

Проходя мимо, Кате очень захотелось низко поклониться ему и сказать “Браво” или “Спасибо”.

Он был уже рядом, но Катя поняла и почувствовала вдруг состояние страха, исходившего от старика. Страха, что его вдруг узнают. И шляпа, и темные очки. Он не хотел, чтобы его увидели и узнали в этой дряхлости.

И Катя, сдержав себя, прошла мимо. Более того, она старательно смотрела вниз, чтобы не оскорбить актера своим любопытным взглядом.

И ей показалось, что он был благодарен ей за это.

Впечатление было таким сильным, что Катя вернулась домой. Не пошла гулять, а в который раз стала шуршать барахлом в шкафу. Включила телевизор. И по странному стечению обстоятельств показывали фильм или спектакль с участием Героя, встретившегося ей сегодня на улице.

“Надо же”, — улыбнулась Катерина и поклонилась низко его изображению и сказала “Браво”. Она не боялась огорчить его никаким своим панибратством или навязчивостью.

Екатерина прошла в комнату, где было утреннее окно, через которое солнце с первого своего появления, заливало стены этого скромного жилья, будто это было то местечко, для которого оно восходило.

И Катя открыла ему окно.

Золотистая тетрадь,

1 июня 2022

Проездом

Вооруженный против этого невнятного мира приобретенной глухотой и врожденной глупостью, Константин Ильич чувствовал себя совершенно защищенным от всякого несовершенства этого самого мира.

Родня его не жаловала за глупый и злой его нрав, а он искусно притворялся, что ему эти семейные радости совсем ни к чему, и чтобы отпугнуть новых родственничков от своего ладного бревенчатого дома на окраине города, он притворялся и переспрашивал всякую фразу по многу раз. Родственники сдавались и уезжали. Успокаивая себя обидными для деда Кости словами: “Совсем дурак! Глухомань!”

А дед Костя и впрямь думал о них тоже самое. Неужель эти дураки не понимают, что дом свой он не станет завещать никому из них? А пусть, после его ухода, передерутся. Все! Дружно.

Но в это утро деда разбудил нежный стук в дверь. За дверью он обнаружил женщину с ребенком лет пяти-шести.

— Чего тебе, дочка?

Женщина быстро и странно стала объяснять, что хочет снять комнату.

— Что, что? — переспросил Константин Ильич.

Он слушал женщину. И