По мере того, как Европа скатывалась к войне, даже самые невинно-ностальгические письма к Обзору не могли обойти тему. Осенью 1941 года воспоминания Джорджа Таунсенда о русской зиме 1922 года превращаются в проклятие вермахту, продвигающемуся к Москве:

Северные порты замерзают намертво.

Железные дороги в массовом порядке закрываются и срок их действия истекает.

Тиф, холод и голод захлестывают страну, и никто ничего не может с этим поделать до весны, когда чудо русской Пасхи воскресит их, сто восемьдесят миллионов или около того безумных русских, готовых снова начать жить.

Двадцать лет назад!

Мы надеемся, что Гитлер и сегодня считает то же самое, но не то, что мы так сильно любим Россию, а то, что мы любим США еще больше.

Никто, казалось, не сомневался в том, что Гитлер был большей угрозой. Тем не менее Маршалл Татхилл счел «обеление приятеля Джоуи» Сталина в американской прессе «несколько тошнотворным — те из нас, кто думал, что мы в России, должно быть, были в каком-то другом месте, или же мы встретили не тех людей». Татхилла, должно быть, хватил удар после того, как Соединенные Штаты вступили в войну, а Советский Союз «дяди Джо» Сталина превратился в маяк демократии. И снова, на этот раз с помощью голливудского целлулоида, Россия стала подходящим партнером для лиги чести.

По мере приближения Восточного фронта к Волге и особенно после великой советской победы при Царицыне, тогда известном как Сталинград, то тут, то там американцы вспоминали усилия по спасению жизней, предпринятые двумя десятилетиями ранее, и задавались вопросом, какая связь может быть между тогда и сейчас. Дети, вскормленные АРА, выплатили долг Америке, пусть и невольно, остановив наступление Германии — так можно было бы подумать.

Окончание войны привело к некоторому возрождению деятельности по оказанию помощи и восстановлению в Европе, вдохновленной Гувером, с ключевыми ролями для некоторых старых работников АРА. В 1944 году Артур К. Рингленд из АРА, бывший глава миссии в Константинополе, предложил Соединенным Штатам провести операцию по оказанию помощи, аналогичную программе АРА по предоставлению продуктовых наборов, и это привело в следующем году к созданию CARE, Кооператива для денежных переводов американцев в Европу, основанного на системе, разработанной Берлендом для России. Берланд присутствовал при создании CARE вместе с коллегами из АРА Джоном Спик и Ричардом Бонневаллом под руководством исполнительного директора Уильяма Хаскелла.

Два года спустя Генеральная Ассамблея ООН учредила Международный детский чрезвычайный фонд ООН ЮНИСЕФ, которым в течение первых восемнадцати лет существования руководил Морис Пейт из АРА.

В июне 1947 года была принята Программа восстановления Европы, более известная как План Маршалла, которая пообещала выделить Европе 17 миллиардов долларов экономической помощи в течение четырех лет. Советскому Союзу и его восточноевропейским сателлитам также предлагалась помощь, но в разгар Холодной войны предполагалось, что Москва отклонит это предложение. Столь же предсказуемым к настоящему моменту был истерический тон отказа. «Правда» утверждала, что видит в Плане Маршалла «оскаленную морду империалистического хищного зверя, выглядывающего из-за кокетливо переплетенных оливковых веток». Plain Talk взял эту цитату и использовал ее в качестве фонов для статьи Хаскелла «Как мы накормили голодающих русских».

Так называемый московский исторический журнал внес свою лепту, разоблачив План Маршалла как попытку реализовать контрреволюционную стратегию, провалившуюся в 1922 году. «Трудно сказать, где господа Маршалл. Шафрот, Аллен, Андерсон, Уиллоуби, Лэнди, Макклинток и Грегг — бывшие агенты Гувера в Советской России — работают сейчас: может быть, в Турции, может быть, в Греции, может быть, во Франции, Италии или Японии».

Смерть Сталина в 1953 году привела к частичному ослаблению напряженности — внутри СССР в форме «оттепели» и на международном уровне во имя «мирного сосуществования». Ограничения на поездки в страны Восточного блока были смягчены, и Хорсли Гантт, единственный ветеран АРА, сохранивший профессиональную связь с Россией, воспользовался этой возможностью в 1957 году, приняв приглашение прочитать лекцию в Советской Академии наук. Это был его первый визит более чем за два десятилетия. Гант вернулся в Ленинград в 1925 году, чтобы учиться у Павлова, и в конечном итоге остался там на большую часть следующих четырех лет. Он возобновлял деятельность ассоциации в 1933 и 1935 годах, за год до смерти великого ученого.

Гантт продолжил работу своего наставника в Павловской лаборатории Джона Хопкинса, которую он основал в 1929 году. В остальном он проявлял особый интерес к российским делам, занимая должность заместителя председателя балтиморского отделения Российской организации помощи пострадавшим от войны и присвоив свое имя фирменному бланку организации под названием Совет американо-советской дружбы. Оглядываясь назад, название звучит достаточно безобидно, но в начале 1950-х такие общества оказались под необычайно пристальным вниманием. По какой-то причине этот конкретный совет дружбы оказался в списке нелояльных организаций Комитета Палаты представителей по антиамериканской деятельности. Ганта попросили объясниться.

Возможно, в обвинительном заключении HUAC что-то было, потому что Гантт теперь утверждал, что на самом деле он ранее написал главе этой организации, чтобы его имя было удалено с ее канцелярских принадлежностей. Проблема заключалась в том, что он забыл вложить свое письмо в конверт, который отправил по почте. Это звучит как невинная рассеянность, которую следует ожидать от великих умов, но в те бешено подозрительные времена оправдание Ганта отдавало глухим звуком недостоверности. Как именно можно отправить пустой конверт по почте, доктор Гантт? И где сейчас было упомянутое письмо? Возможно, это проглотила собака Павлова.

В 1953 году Администрация ветеранов отстранила Ганта от руководства Павловской лабораторией, которую он основал в Перри-Пойнте, штат Мэриленд, и было начато официальное расследование его предполагаемых коммунистических симпатий. Вскоре он был оправдан и восстановлен в должности, после чего его карьера возобновилась. В 1955 году он основал Павловское общество и в течение десяти лет был его президентом; в 1970 году он был номинирован на Нобелевскую премию по медицине.

Более теплые ветры, позволившие Ган-ту восстановить свои профессиональные связи в Ленинграде и Москве, привели советских лидеров на Запад для участия в саммитах и других формах дипломатии, в том числе неортодоксальных. Одна такая встреча в Белом доме вернула американскую миссию помощи на первую полосу «Нью-Йорк таймс», хотя бы на день.

Советским героем в этом второстепенном сюжете был некто Фрол Козлов, первый заместитель премьер-министра Советского Союза и восходящая звезда Кремля, который приехал в Вашингтон летом 1959 года и встретился с президентом Эйзенхауэром. В ходе их беседы Козлов, репетируя аргумент о том, что Соединенные Штаты долгое время не относились к Советскому Союзу с должным уважением, напомнил о голоде 1921 года и бесстыдном поведении АРА, которая настаивала на том, чтобы советское правительство заплатило золотом за американскую помощь.

Козлову,