оборудование и ноу-хау, Россия справлялась с этим в одиночку. Стараясь не наступать на пятки шефу, он не мог не предположить, что все могло бы обернуться по-другому, если бы Вашингтон воспользовался возможностью в течение предыдущего десятилетия. «Я ... часто задавался вопросом, какие изменения привели бы к развитию России и осуществился бы Пятилетний план, если бы американское правительство в то время помогло России в ее экономическом восстановлении и если бы мы избавили Россию от нехватки капитала, как ранее мы избавили от голода миллионы ее граждан».

В истории Хаскелла вращается так много шестеренок, что встретить знакомое лицо — долгожданное облегчение. На Автострое, автомобильном заводе под Нижним Новгородом, генерал сталкивается лицом к лицу с «товарищем Володиным ... премированным русским лжецом в связи с огнеупорным кирпичом, который ему было поручено закупить для ремонта отопительной установки в штаб-квартире АРА». Насколько знал Хаскелл, Володин был признан виновным в растрате и казнен, поэтому он, похоже, был искренне «неописуемо удивлен», обнаружив своего старого врага живым.

«Как поживаете, полковник?» бодро спросил он. «Как поживают все мои друзья в Соединенных Штатах?»

Я был ошарашен, и мой ответ на его приветствие был едва внятным. «Почему, Володин? Ты здесь? Я поражен! Я думал, тебя расстреляли большевики».

Проходя мимо, он с застенчивой улыбкой ответил: «Нет, полковник, я очень даже жив. Они меня не застрелили — пока».

Это упущение со стороны Советов немедленно привело к тому, что они упали на несколько пунктов в моей оценке.

Номер Володина всплывет всего через несколько лет, во время Большого террора 1936-1938 годов, когда большевиков разных мастей, включая некоторых ближайших соратников Ленина, заставили признаться в самых фантастических преступлениях против советского государства — государственной измене, вредительстве, саботаже, шпионаже, заказных убийствах — сделали подсудимыми на сенсационных показательных процессах и либо расстреляли, либо отправили в трудовые лагеря. Миллионы невинных людей были захвачены вихрем и встретили свой конец в тюремных камерах, вагонах для перевозки скота и Гулаге.

Дзержинский пропустил чистку. Он скоропостижно скончался в 1926 году, поэтому его никогда нельзя было назвать жертвой советского террора или его первым исполнителем. Каменев был прикончен в своей тюремной камере в 1936 году пулей в затылок. Эйдук был аналогичным образом отправлен на тот свет два года спустя. Ландер, который много лет страдал психическим заболеванием, скончался во время террора, хотя и по естественным причинам. Очередь Радека пришла в 1939 году. Троцкий получил его с помощью ставшего легендарным ледоруба в своем мексиканском изгнании в 1940 году.

Террор был отмечен нездоровой ксенофобией, которая достигла новых безумных высот в последние годы правления диктатора. На судебных процессах встречи и беседы с иностранцами — реальные или выдуманные, недавние или отдаленные — были представлены в качестве доказательств того, что тот или иной из обвиняемых был врагом народа. Эпизод с АРА не был воскрешен главным прокурором таким скандальным образом, хотя он попал под пристальное внимание полицейского следователя. Предыдущая связь с агентами буржуазной «филантропии» — даже получение продуктовой посылки — может усилить подозрение.

Историки скрещивают мечи по поводу того, до какой степени темная фигура в Кремле организовала этот жуткий ритуал. В декабре 1921 года, когда Конгресс США готовился к обсуждению законопроекта, разрешающего поставку Советской России продовольственной помощи на сумму 20 миллионов долларов, Сталин задумался о темной стороне таких сделок. Он предупредил собрание своих товарищей- большевиков:

Не следует забывать, что торговые и всякого рода миссии и объединения, которые сейчас хлынули в Россию, торгуя с ней и помогая ей, являются в то же время наиболее эффективными шпионскими агентствами мировой буржуазии, и что, следовательно, мировая буржуазия теперь знает советскую Россию, знает ее слабые и сильные стороны лучше, чем когда-либо прежде, обстоятельство, чреватое серьезной опасностью в случае новых интервенционистских действий.

В стенограмме не зафиксировано аплодисментов, но можно предположить, что аудитория с ним согласилась. Возможно, Сталин и стал титаническим параноиком в 1930-х годах, но яростная ксенофобия уже давно заразила организм большевиков.

По мере того, как один за другим главные действующие лица Великой Октябрьской социалистической революции разоблачались как кровожадные предатели, советская история переписывалась соответствующим образом. Растущее число неудобных фигур и событий из прошлого были просто выписаны из священного текста. АРА не стала одним из этих «белых пятен», хотя обычно ее игнорировали или просто упоминали, как правило, в контексте продолжающихся усилий правительства США по проникновению в страну шпионов и вредителей, замаскированных под работников гуманитарной помощи.

Эта интерпретация сохранялась — в более жестких и мягких вариациях, в результате последовательных оттепелей и подтекстов — до последних дней существования Советского Союза. Обвинение в шпионаже всегда было либо более, либо менее явным, признание фактической помощи более или менее неохотным. К 1970-м годам было достаточно назвать большинство работников по оказанию помощи офицерами армии США — или сослаться на их зачисление в «сионистский» Объединенный распределительный комитет — чтобы донести суть послания.

Хаскелл не сталкивался ни с чем из этого во время своего пребывания в 1931 году. Его также не пировали и не произносили тосты, как в старые времена. Нынешние потрясения вытеснили воспоминания о прежней борьбе. И все же процесс забывания, как он чувствовал, был не совсем естественным, поскольку хорошо информированные русские всерьез интересовались у него, правда ли, что американские работники гуманитарной помощи были наняты советским правительством всего лишь в качестве консультантов, подобно недавней волне американских инженеров.

В течение нескольких лет невинные запросы, подобные этому, считались опасными. Полковник Дж. У. Крюгер, ветеран армии США из дома 42 по Бродвею, убедился в этом сам во время краткого пребывания там летом 1939 года. По пути он остановился в Данциге, примерно за три недели до нападения Германии на Польшу, и, по его словам, в городе наблюдались признаки «надвигающегося переворота». Ленинград и Москва, казалось, не обращали внимания на собирающиеся на Западе грозовые тучи, но трудно было сказать наверняка, поскольку обыватель не собирался изливать душу приезжему американцу. Конечно, никто не собирался рисковать, вспоминая старые времена АРА.

Таким образом, Крюгер мало что мог предложить сотрудникам old Russia на страницах АРА Review после своего возвращения, хотя он смог рассказать о более приятных впечатлениях от парохода во время путешествия. В Норвегии советский чиновник поднялся на борт корабля, и Крюгер завязал разговор, упомянув АРА, «после чего он обнял меня за плечи и воскликнул: «О, АРА! Ты мой лучший друг. Ты спас мне жизнь, когда я был маленьким мальчиком». Затем он рассказал историю АРА другим членам нашего круизного персонала».

Помимо этого, в Москве выросли новые здания, и Крюгер был особенно впечатлен масштабными реконструкциями, проводимыми в бывшем Петрограде: «и таким образом, в течение года или двух