же проводили кампании по улучшению санитарных условий, оказывали содействие в распределении зерна и иных пайков и выступали посредниками при возникновении споров между домохозяйствами или внутри семей, в том числе по вопросам брака. Эти же волонтеры ходили по кварталам, проверяя, все ли в порядке, и устанавливая личность всех людей, которые были им незнакомы. В домах людей того времени практически не было индивидуальных телефонных аппаратов, поэтому телефонная линия комитетчиков дублировала общественные телефоны, и кто-то из них обязательно отслеживал звонки и сообщал местным жителям о поступающих в их адрес вызовах [Ibid.: 18–22].

Социалистическая трансформация промышленности, завершенная в ходе ускоренной кампании 1955–1956 гг., стала последним шагом в консолидации контроля нового режима над городской экономикой и городскими жителями. Широко освещавшаяся программа мобилизации требовала от собственников оставшихся частных предприятий «пожертвовать» своим бизнесом в пользу государства или перейти на «совместное государственно-частное» владение – фактически переходную форму на пути к полной национализации. Бывшие предприниматели получали в формировавшихся таким образом предприятиях акции и зачастую продолжали работать на этих предприятиях в качестве управляющих. В 1957 г. на государственный сектор приходилось 80 % промышленного производства. «Совместное владение» в государственных статистических отчетах вскоре просто перестало упоминаться [State Statistical Bureau 1983: 214].

По мере перехода городской экономики под государственный контроль обозначилась новая форма организации труда: так называемая «рабочая ячейка», которая с течением времени станет играть в жизни горожан ключевую роль. В дополнение к квартальным организациям и домовым книгам, обеспечивающим наблюдение за жителями городов и их привязку к одному месту, рабочие ячейки стали еще одним инструментом администрирования городского общества. После учреждения системы регистрации домохозяйств и передачи промышленности и торговли в распоряжение государства трудовые места оказались в распоряжении госструктур, и человек жестко прикреплялся к своему месту работы [Whyte, Parish 1984: 37–42; Walder 1986: 68–74]. «Рабочие ячейки» все активнее занимались распределением жилых площадей и предоставлением товаров и услуг, которыми раньше ведали частные предприятия. Через трудовые организации финансировались пенсионная система, медицинское страхование и страхование на случай потери нетрудоспособности [Davis-Friedmann 1991: 102–116; Walder 1986: 44–45; Whyte, Parish 1984: 71–76]. Рабочие ячейки постепенно превратились также в органы политического и социального контроля, которые превосходили по своей эффективности квартальные организации. Эти органы планировали политзанятия и проводили собрания как в рабочее время, так и по завершении трудового дня. Кроме того, они реализовывали кампании по контролю за рождаемостью, утверждали заявления на вступление в брак и развод и выдавали разрешения на поездки между городами. Их партийные подразделения отвечали за проведение политических кампаний и внедрение государственных постановлений, а их отделы по вопросам безопасности вели следствие как по политическим, так и по уголовным делам и передавали эти дела в судебную систему [Henderson, Cohen 1984: 10–46; Whyte, Parish 1984].

Революционизация городов

Описанные преобразования городской жизни в совокупности с революцией в сельской местности наделили новое китайское государство беспрецедентной способностью властвовать над отдельными сообществами, рабочими местами и семьями. Перед Новым Китаем открылись возможности, на формирование которых у СССР ушло более продолжительное время и которые в тот период времени параллельно выстраивались в восточноевропейских государствах-сателлитах. Это была уникальная для истории Китая ситуация. Традиционно влияние государственных структур империй Поднебесной распространялось не ниже уровня уездов. С приходом националистов этот расклад не претерпел существенных изменений. В силу унаследованного у милитаристов фракционализма и мощной интервенции извне попытки Гоминьдана укрепить государство не увенчались успехом. После военного захвата страны коммунисты, будучи гораздо более дисциплинированной и унитарной организацией, приступили к значительно более упорядоченному и сконцентрированному наступлению на все преграды на пути к расширению централизованного государственного контроля. КПК поставила перед собой задачу сформировать мощное современное государство, основанное на абсолютно чуждой – фактически западной – модели.

В течение 1950-х гг. КПК решительно уничтожала вековые традиции опосредованного государственного управления на местах через местные элиты, практически полностью уничтожив власть высших классов, которые заправляли китайскими сообществами вплоть до конца эпохи националистов. Постепенно были обузданы распространенные при Гоминьдане сельский бандитизм, организованная преступность и правительственная коррупция. Были подавлены тайные ассоциации и неортодоксальные религиозные секты. Была эффективно ликвидирована повсеместная торговля сексуальными услугами и наркотиками. Все это давало понять, что к управлению Китаем заступили правители новой формации. Поднебесная в самом деле вступила в невиданную прежде эпоху. Китай больше не был вынужден мириться с иностранной военной оккупацией и контролем крупных прибрежных городов со стороны колониальных держав. На противостояние превосходящим по качеству западным вооруженным силам на Корейском полуострове новое государство мобилизовало миллионы солдат, обеспечив полное прекращение боевых действий.

Однако все преобразования, происходившие в первые восемь лет строительства революционного государства, были лишь симптомами более глубокой трансформации Китая. КПК решилась на формирование мощного современного государства, основанного на новой своеобразной форме цивилизации XX в.: советского социализма. Эта модель выстраивалась на двух краеугольных камнях: экономике под управлением бюрократов при полном отрицании рыночных механизмов и дисциплинированной унитарной партийной организации, которая распространила свою власть вглубь социально-экономических процессов. Оба камня имели существенные изъяны, которые вскоре станут все более очевидными как для Мао, так и для других лидеров КНР. Всю оставшуюся жизнь Мао будет бороться с неизбежными тенденциями к бюрократизации экономики и партии. Попытки противодействовать этим тенденциям приведут к разрушительным инициативам, которые принесут двум последним десятилетиям правления Мао печальную славу. Для понимания процессов, которые разворачивались в следующие 20 лет истории Китая, важно рассмотреть бюрократические аспекты экономики и расширяющейся партийной организации, которые придали новому диктаторскому режиму Поднебесной и этим двум десятилетиям столь неповторимый характер. Рассмотрению этих явлений и посвящены главы 5 и 6.

Глава 5

Социалистическая экономика

После разрыва с СССР в 1960-е гг. Китай прославился своими отклонениями от советской модели развития. Мао Цзэдун – главный вдохновитель «большого скачка» и «культурной революции» – стал символом стремления КНР найти свой особый путь к социализму. Однако репутация, которую он снискал себе в поздние годы своего правления, затмевает его предшествующий энтузиазм по поводу полноценной реализации именно советской модели. С момента образования КНР Мао был одним из самых активных сторонников внедрения в Китае экономических практик СССР и добивался еще более быстрого и полномасштабного внедрения централизованного планирования, чем допускали его коллеги [Kirby 2006: 881–882]. Представления Мао о социалистической экономике были сформированы в результате ознакомления с «Кратким курсом истории ВКП(б)» – изданием, написанным в заведомо сталинистском духе и представляющим собой общий обзор стадий развития советской модели в СССР [Commission 1939; Li 2010]. Мао решился на ускоренный переход к полноценной советской модели уже в 1950 г., однако публично не афишировал свои намерения вплоть до конца Корейской