— Может быть, он был выпивши?

— Нет, такого не могло быть. Сын мой никогда не пил. Уж поверьте мне, я вам правду говорю.

— И дома не пил?

— Да что вы! — Голос женщины сорвался на крик. — Не любил он спиртного! Хороший, добрый мальчик был. Работящий, послушный. Надежда моя единственная. Опора моя.

— Согласно книге актов гражданского состояния отцом его значится Леринц Колечанский?

— Да. — В голосе женщины зазвучали нотки легкой горечи. — Он платил мне все годы алименты, пока сын не вырос. Да, собственно говоря, Колечанский и не мог бы отрицать, что это его сын. Так он на него походил. Как вылитый. За алиментами мне, правда, пришлось обращаться в суд. Но платил он потом, после решения суда, всегда аккуратно и точно в срок. А вот сына своего он и видеть не желал. До суда. А уже когда решение суда состоялось, он сразу переменился. Начал снова ходить к нам. Иногда и я его навещала.

— Пожениться он вам предлагал?

— Нет. Об этом мы с ним никогда и не говорили. Да и не хотела я быть его женой. Вот так-то! Не по мне была такая жизнь барская. У них в доме знаете как — обслуга, прислуга. А я не люблю, когда мне прислуживают. Была я уже взрослая, знала, на что иду. Ну это вы сами должны понять. Увлеклась Колечанским. Он был нежен, мил. Видный мужчина был. Красавец. Я же сама хотела от него ребенка. Да, хотела. Мечтала о ребенке. А вот насчет того, была бы я счастлива с ним, с отцом моего ребенка, если бы переехала жить к нему, не уверена. Было в Леринце что-то очень жестокое. Беспощадное. Не знаю, как это и назвать.

— Ваш сын работал в Будапеште?

— Да. Но часто ко мне приезжал. Погостить. А как ждала я его домой и на эти праздники! Праздничный ужин приготовила. Вышла встречать на вокзал. Да вот и не дождалась. А после праздников приходит письмо из будапештской милиции. Сообщают: так мол, и так, сын ваш попал под поезд и погиб…

— Когда же это случилось? Тридцать первого марта?

— Да, тридцать первого марта. — Голос женщины был печальным. — Я на второй день отгул взяла, поехала в Будапешт. А в милиции мне говорят, дескать, есть свидетели, что мальчик мой в тот день выпил. Но я им не верю. И никогда не поверю никому…»

Пастор выключил магнитофон. Все задумчиво молчали.

— Ну, что скажете? — спросил он. — Замечу от себя: эта женщина говорила так искренне, что я, например, ей поверил. И поехал в Будапешт…

Следственная группа Будапештского управления внутренних дел проделала скрупулезную работу. Допросили всех свидетелей, которых только удалось найти. И все — за исключением двоих — показали: молодой человек был пьян, и, когда вагон качнуло, он слетел с площадки тамбура прямо под поезд. Но двое очевидцев, отец и сын, продолжают настаивать, что они хорошо видели, как какой-то молодой парень выпихнул этого несчастного с площадки вагона. Следственная группа будапештской милиции, сравнив эти противоречивые свидетельские показания, остановилась все же на версии, что Фодора действительно вытолкнули из поезда. И сделал это какой-то молодой парень…

— Чем они занимаются, эти ваши свидетели? — спросил Геленчер.

— Старший, отец, — бригадир в сельскохозяйственом кооперативе «Прогресс» села Каплонь.

— Возраст?

— Сорок пять. Второй — его сын, студент художественного института. Двадцать два года. С погибшим они оба не были знакомы. Так что можно быть уверенными, что мнение их не предвзятое.

— Что ж, обоих и в самом деле можно считать хорошими, объективными свидетелями, — вслух подумал Геленчер. — Отцу, как бригадиру, вообще положено хорошо разбираться в людях. У сына тоже должны быть отличные наблюдательные способности. Художник! Но у нас все еще пока нет подозреваемого. Так что нам просто некого предъявить им для опознания.

— Леринц Фодор — единственный прямой наследник убитого Колечанского. Вполне вероятно, что кто-то умышленно выпихнул его из поезда, замаскировав преднамеренное убийство под несчастный случай. Это моя точка зрения.

— Ты что же, утверждаешь, что дело Леринца Фодора связано с делом об убийстве Колечанского? — уточнил Геленчер.

— Пока я утверждаю только, что за три недели до насильственной смерти Леринца Колечанского кто-то убил его законного наследника. И предполагаю, что совершило оба эти преступления одно и то же лицо…

— Итак, на сегодня мы имеем троих наследников убитого: двух родных сестер и брата, — подвел итог сообщению Пастора Геленчер. — Возвратимся к ним… — Он надолго задумался, обводя взглядом коллег. — Я согласен с версией Пастора, что оба дела связаны между собой, и потому давайте вынесем постановление: материалы этих двух дел объединить и следствие по делу об убийстве Леринца Колечанского распространить на выяснение обстоятельств, связанных с убийством Леринца Фодора. Нам предстоит также установить, кто из семейства Колечанских, Радачи или Паланкаи 31 марта этого года находился в Будапеште. Лучше всего справиться об этом по месту работы каждого. Пастор, Зеленка, поручаю это дело вам.

После наступившего продолжительного молчания заговорил Зеленка:

— У меня есть предложение, чтобы кто-то из управления поехал в Будапешт в центральный архив и запросил там информацию, не возвратился ли кто-нибудь из Паланкаи — отец или сыновья — в Венгрию из-за границы.

— Согласен, — одобрил Геленчер. — Есть основания предположить, что один из Паланкаи потенциально мог быть убийцей. Кстати, мы еще не знаем, что за «человек в зеленой шляпе с фазаньим пером» находился, как выяснилось, в лесу, не знаем также и то, кто все же был в действительности убийцей Леринца Колечанского. Необходимые распоряжения в связи с твоим предложением, Зеленка, я сделаю.

— У меня вопрос, — снова подал голос Зеленка.

— Давай вопрос.

— В протоколе осмотра места происшествия записано, что занавески на окне не были повреждены. Значит, через окно никто не проникал в комнату?

Геленчер одобрительно посмотрел на него.

— Но между занавесками имелась щель сантиметров в тридцать-сорок. Так что преступнику вполне можно было именно в эту щель и вбросить стеклянный шарик, — почти про себя отметил Зеленка.

— Спасибо. Надеюсь, новых убийств в этом деле мы не обнаружим, — рассудил Геленчер.

Но он заблуждался.

— И закончим мы сообщением Коложи. Пожалуйста!

Когда Коложи услышал, что Геленчер предоставляет слово ему, он как-то сразу помрачнел.

— Мне поручалось выяснить происхождение богатства Колечанского, проследить его аферы, выявить его врагов, обиженных им людей, установить имена тех, кого он, попросту говоря, обобрал. Докладываю: многих фактов я пока не нашел, однако о самом наследстве уже сейчас могу сказать следующее. В начале века тогдашний глава Колечанских, дед убитого, держал собственную торговлю