Навес с весами для грузов снесли, а жившие здесь на случай пожарной опасности огнеборцы Литейной части перебазировались в казармы. На ковше остались только яличники да старый седой сторож Дворцового управления, охранявший расположенные рядом склады Красного Креста. Именно эти «ветераны» ковша заботились о сохранении часовни…

В один из весенних дней 1910 года на площадку ковша пришли плотники. Застучали топоры, завизжали пилы, в шагах в семи-восьми от часовни, перед которой полвека совершались молебствия и крестные ходы, выросло уродливое деревянное строение с надписью «Общий ватерклозет». Старожилы ковша были поражены подобной дерзостью и посчитали такое соседство возмутительным оскорблением и осквернением православной святыни.

Вполне вероятно, что об этом факте знали бы только «ветераны» ковша да окрестные обыватели, если бы не вездесущие журналисты. Прознав про осквернение часовни, они сразу же сделали это событие достоянием печати, не упустив возможности в очередной раз сделать дерзкий выпад по адресу «отцов города», равнодушно взиравших на хиреющую часовню. Власти попытались замять ситуацию, но довольно неуклюже. Приехал председатель городской больничной комиссии генерал Нидермиллер, собственноручно забрал из часовни чтимую икону и увез ее в неизвестном направлении.

Спустя некоторое время, в августе 1910 года, кто-то сломал крест на крыше часовни, после чего она стала представлять собой просто пустой деревянной ящик. «Но так как деревянный сруб все-таки был освящен, то его решили на днях сжечь, – отмечал репортер одной из газет. – Такой конец постиг заброшенную и забытую часовню»…

Развитие города – не самоцель, а средство

В начале прошлого века, как и сегодня, наш город испытывал настоящий транспортный коллапс. В начале мая 1913 года «комиссия о пользах и нуждах города» признала необходимым для решения этой острой проблемы расширить некоторые существующие улицы и пробить новые магистрали.

Претендентом на расширение стала Гороховая улица. Ее предложили расширить между Фонтанкой и Малой Морской улицей за счет сноса лицевых фасадов домом по нечетной стороне. Новой магистралью должен был стать дублер Невского проспекта. Для этого предлагалось соединить улицу Жуковского с Итальянской улицей и вывести ее к Певческому мосту.

Кроме того, были планы прокладки дублера Каменноостровского проспекта, а также продолжения Большого проспекта через Аптекарский остров. Любопытно, что из всех предложенных проектов только один осуществился, но только гораздо позднее: продолжением Большого проспекта стал нынешний проспект Медиков.

Большинство озвученных проектов предполагало серьезное вмешательство в сложившуюся городскую среду, и Петербург лишился бы многих красивых уголков, радующих нас сегодня. Правда, тогда, век назад, главной причиной отказа от проектов стала экономическая: для сноса зданий и отчуждения частных владений пришлось бы потратить очень много денег.

«К таким затратам приходится прибегать всем столицам, рост которых заставляет расширять тесные рамки уличных артерий, – замечал обозреватель «Петербургского листка». – Парижу, например, пришлось ломать целые кварталы, чтобы создать то кольцо просторных авеню, которым любуются теперь. И чем скорее Петербург приступит к уширению своих центральных улиц и проложению новых, тем дешевле это обойдется городской казне».

Оглядываясь назад, хочется сказать: наверное, все-таки хорошо, что тогдашние планы не осуществились, иначе исторический облик города понес бы серьезные утраты. Но сегодня Петербург, как и век назад, опять стоит перед теми же самыми проблемами, и снова в ходу идея, что ради «развития города» надо приносить жертвы. Но ведь развитие города – это не самоцель, а средство. И город – не только система транспортных артерий, но и сложившееся культурно-историческое наследие.

Сегодня мы просто обязаны использовать исторический опыт предшественников. Действительно, исторические ситуации повторяются на новом витке развития. Не покидает ощущение, что все это мы уже проходили. Так неужели же урок не пойдет впрок?

Каким быть Петербургу?

Вопрос о том, какие жертвы допустимы ради развития города, является сегодня одной из самых злободневных тем общественного обсуждения. Впрочем, как мы уже не раз говорили, ситуация повторяется. Век назад, когда Петербург также переживал весьма агрессивное «нашествие капитала», а власти зачастую смотрели на это сквозь пальцы, горожане точно так же, как и сегодня, переживали за сохранение красоты Северной столицы.

В 1908 году Академия художеств одобрила проект переустройства Петербурга, разработанный известным петербургским архитектором Л.Н. Бенуа. Однако Городская дума посчитала тогда осуществление проекта «несвоевременным», и его положили под сукно. Спустя два года, осенью 1910 года, в Городской думе вновь вернулись к проекту Бенуа, а в столичной печати опять развернулась дискуссия: каким быть Петербургу?

По сути, проект Бенуа включал в себя не столько «переустройство» города, сколько сбережение того исторического наследия, которым он располагал. «Город исказили до неузнаваемости, – возмущался Леонтий Бенуа. – Нарушен общий план города. Первоначальный план Петербурга отличался редкой красотой, но с течением времени, благодаря попустительству Городской думы, столицу донельзя обезобразили. Наши широкие по большей части улицы обезображены некрасиво выпячивающимися на углах зданиями или тупиками, а также стоящими на виду и „благоухающими“ туалетными павильонами и т. п. прелестями… Городская управа разрешает строить, не справляясь с общим планом города».

При «переустройстве» Петербурга, считал Бенуа, надо начинать не с вопросов эстетики, а с решения проблемы санитарного состояния столицы. Вопрос номер один – устройство нормальной канализации. Номер два – расширение улиц и тротуаров.

«Необходимо наметить новые улицы, магистрали, уничтожить тупики, устроить набережные, места для выгрузок, привести в порядок безобразный Обводный канал, где тонут люди и даже лошади, устраивать у домов небольшие садики, – отмечал Леонтий Бенуа. – Очень важна надлежащая планировка окрестностей. Наши окраины – что-то невозможное и по внешности, и по антисанитарности, а за границей, например в Париже, окраины не отстают от центра».

Действительно, многие петербургские архитекторы, принявшие участие в общественной дискуссии вокруг проекта Бенуа, сходились во мнении, что, прежде всего, надо заняться необходимым оздоровлением города, и только потом уже – эстетикой. «В Петербурге уже два года свирепствует холера, – напоминал зодчий Л.Л. Шретер, – наша столица всегда считалась рассадником всяких заразных болезней, а потому на первом месте должно стоять устройство наиболее рациональной канализации». На второе место он ставил решение транспортного вопроса.

Известный архитектор, директор Института гражданских инженеров, профессор В.А. Косяков также считал, что Петербургу нужна, прежде всего, нормальная канализация. Затем – «хорошая, легко очищаемая мостовая». Как и Бенуа, Косяков призывал обратить пристальное внимание на ближайшие окрестности. По его мнению, они должны были играть огромную роль в дальнейшей судьбе Петербурга. «Возьмем для примера Охту, – указывал Косяков. – Соедините ее быстрым, удобным сообщением с центром, и эта здоровая, высокая местность будет лучшим уголком нашей столицы».

А вот профессор М.Т. Преображенский, говоря о «переустройстве Петербурга», на первое место ставил его архитектурную составляющую. «Давно уже необходим строго выдержанный план, охраняющий красоту и стильность