Действительно, ситуация со старыми петербургскими мостами служила ярким примером такого отношения. Десятки лет они существовали без всякого ремонта и доходили уже до такого состояния, что начали представлять угрозу для жизни горожан. Более того, пока Египетский и Михайловский мосты не обрушились (соответственно в 1905 и 1906 годах), никто не поднимал вопроса об их художественной ценности.

Что же касается Чернышева моста, то его собирались перестроить еще с конца 1880-х годов, и камнем преткновения стала главная достопримечательность моста – его башни.

Дело в том, что когда в 1780-х годах возводились гранитные набережные Фонтанки, ее берега были соединены семью каменными мостами с башнями, которые сооружались по одному типовому («образцовому») проекту. Пять из семи мостов были перестроены в XIX веке и утратили свои башни, только Чернышев и Старо-Калинкин мосты являлись единственными башенными мостами через Фонтанку, уцелевшими в своей первозданности с XVIII века.

Петербургские ревнители старины весьма серьезно отнеслись к реальной возможности потерять еще один башенный мост через Фонтанку. Несмотря на это, в итоге долгих архитектурно-инженерных споров Чернышев мост спроектировали в новом виде – без башен. Как только это стало известно, Городскую управу «атаковали» сразу с трех сторон.

Академия художеств заявляла, что не допускает и мысли об изменении исторического облика моста. Техническо-строительный комитет МВД обратился к городским властям: «Крайне нежелательно, чтобы столица империи вновь обезличилась уничтожением одного из характернейших памятников XVIII столетия. В уничтожении башен и изменении вида моста нет никакой надобности».

Вмешалась также Императорская археологическая комиссия, заявившая следующее: «Переустройство Чернышева моста, как художественного памятника старины, согласно действующим законам, не может быть допущено без разрешения комиссии, которой и должен быть представлен на утверждение проект предполагаемых работ».

Чернышев мост через Фонтанку. Фото начала ХХ в.

Тройная художественно-техническо-археологическая «опека» привела в такое раздражение «обер-мостака» Городской управы инженера Кривошеина, что он не без сарказма заметил: «Означенные три учреждения наиболее заинтересованы в сохранении Чернышева моста как памятника, а не как моста. Городское же присутствие заинтересовано в стремлении создать жителям удобное сообщение, чему существующий мост даже после реставрации удовлетворять не может. Не поставить же Чернышев мост с башнями под стеклянный колпак как археологическую редкость с предупреждением: „Ходьба на цыпочках“?»

Пока шла долгая и упорная «башенная война», Чернышев мост все больше ветшал. Многие горожане боялись, как бы его не постигла судьба другого старинного моста через Фонтанку – Египетского. Этот цепной висячий мост, построенный еще в 1826 году, как известно, рухнул в январе 1905 года, когда по нему проходил эскадрон конногвардейского полка.

«Чернышев мост, дожив до ХХ века, трещит по всем швам и, вероятно, не без трепета вспоминает о судьбе своего почтенного собрата – престарелого Египетского моста, бросившегося в один прекрасный день по старости лет в Фонтанку, – с иронией писал в октябре 1910 года обозреватель „Петербургской газеты“. – Если проекты переустройства Чернышева моста будут и дальше путешествовать по опекунским инстанциям, то археологическая редкость XVIII века рискует с отчаяния покончить самоубийством, оставив на берегу записку: „Да здравствует археология и художественная красота!“».

В конце октября 1910 года столичная пресса с радостью сообщала, что предложение разрушить старый Чернышев мост и взамен него построить новый окончательно отвергнуто городскими властями. Большая заслуга в этом принадлежала лично гласному Городской думы Тарасову, который предостерегал Думу от «акта вандализма».

В 1911 году был решен вопрос с сохранностью моста: разводная деревянная средняя часть уступила место прочному перекрытию из металлических балок. Правда, как оказалось, на этом вопрос с перестройкой моста не закрыли. В январе 1913 года в печать просочилась информация, что реконструкция Чернышева моста по проекту инженера Пшеницкого должна начаться в «самое непродолжительное время». Согласно нему, мост предполагалось расширить, а старинные башни – опять-таки разобрать. К счастью, проект этот не осуществили…

«Бородавка» на Загородном и другие «уродства»

Новое строительство в центре Петербурга стало характерным явлением нашего времени. История повторяется: век назад Петербург также переживал строительный бум. Как и сегодня, многие домовладельцы в погоне за доходностью своих домов шли на любые ухищрения. А по причине дороговизны земли дома неукротимо росли вверх.

«Петербургские домовладельцы переживают странную эпидемию: огромное число их предпочитает вместо того, чтобы строить новые дома, надстраивать старые, – констатировал репортер «Петербургской газеты». – Это явление приняло эпидемический характер. Двух– и трехэтажные здания превращаются в пяти– и шестиэтажные громады. Прочность и красота зданий через это, конечно, мало выигрывает».

Но когда роста дома в высоту домовладельцам казалось мало, они нередко решались на самозахват городской земли. В особо вопиющих случаях это вызывало бурю общественного гнева, но, как ни странно, достаточно редко наказывалось городскими властями. Характерный пример – громадный дом на Загородном проспекте, который современники ехидно обозвали «бородавкой». Он выступал на полтора десятка метров за линию фасадов и заметно сузил проспект. «Шестиэтажная громада среди улицы! – возмущался обозреватель. – Как это могло случиться? Чьей прихотливой фантазии город обязан таким украшением?!»

Против этого дома резко выступила созданная осенью 1910 года комиссия по охране исторических памятников Петербурга. Председатель комиссии Дурново во всеуслышание назвал дом на Загородном «уродливой бородавкой» и потребовал немедленной «операции».

«Вся наша комиссия глубоко возмущена этим делом, – заявил член «комиссии о красоте города», гласный Городской думы Раевский. – К сожалению, оно дошло до нас уже тогда, когда постройка шестиэтажного дома, с выступом на восемь саженей за линию фасадов, была разрешена Управой. Красоте и стройности проспекта, не говоря уже о движении, наносится существенный удар».

Дурново в резких выражениях осудил Городскую управу за ее поспешность в разрешении этой постройки. Управа, в свою очередь, ссылалась на то, что она, опасаясь исков, не могла воспрепятствовать строительству, раз документы на землю имелись. Однако, как выяснилось, при отводе земли не все было гладко. Местный участковый городской землемер, отводивший участок, подал несколько рапортов о незаконности постройки, захватывающей часть улицы. Но Управа сознательно не противилась строительству дома: рапорты землемера клались «под сукно», а вместо них фигурировали «правильные» отзывы старшего землемера.

«Комиссия о красоте города» обратилась в Городскую думу, которая согласилась, что «бородавка» на Загородном – это безобразие. Думцы постановили устранить «бородавку» путем ходатайства о новом урегулировании злополучного участка на Загородном. Однако, пока шли разговоры, постройка дома уже подошла к концу.

«Три месяца назад эта постройка могла еще назваться „бородавкой“, – возмущался в начале августа 1911 года журналист «Петербургской газеты». – Но теперь это уже злокачественная опухоль, отвратительный нарост». Конечно, сносить уже выстроенное здание никто не стал.

Другой вопиющий случай произошел на Петербургской стороне, где домовладелец