Даже не замечаю, как крепко сжимаю чашку с молоком, пока пальцы не начинают ныть. Попутчикам я, естественно, не рассказывала о своей проблеме. Так удочку закинула, надеясь на авось. И не прогадала.

Парни уже давно перескочили на другую тему, а я продолжаю невидящим взглядом сверлить проплывающий мимо пейзаж. Ведьма, из рода изобретательницы венца. Могущественная. Сильная… Если кто и может мне помочь, то только она. Наверняка, Виенна передала знания своим потомкам.

Стараюсь не обращать внимания, на то, как начинает покалывать сердце, при мысли о разрыве связи. Глупые чувства к королю так просто не отпускают. Но на то мне и дана голова, чтобы принимать верные решения, пользуясь логикой и холодным рассудком.

Ночь проходит спокойно. Плотная ткань плаща защищает от холода, а набитый сеном тюфяк кажется мягким, словно пуховая перина. И на рассвете обоз снова трогается в путь.

Последний день путешествия я стараюсь посвятить переводу. До Нзана совсем чуть-чуть осталось, а расходы возросли. Сколько затребует загадочная ведьма за свои услуги, неведомо. Поэтому нужно как можно больше постараться заработать. Да и скрыться на землях оборотней от упрямого дракона будет легче. Вряд ли он догадается, что человеческая девушка, изнеженная принцесса, отважилась на такой поступок.

К воротам Нзана подъезжаем уже в кромешной темноте. Лишь огоньки на сторожевых башнях освещают деревянный мост, перекинутый через ров. Только часть повозок останется в этом городе. Остальные двинутся в глубь страны к большому торговому городу на берегу моря. Тут я прощаюсь со своими новыми друзьями и от всего сердца желаю им удачи. Богатый приморский Ирвид манит Готара и Реккэ, как древний Константинополь викингов.

– Береги себя, Ана, – крепко обнимают меня парни. – Будем рады встретиться вновь.

– И я, – шепчу в ответ.

Расставания всегда наполнены грустью. Даже за два дня можно привязаться к человеку и почувствовать с ним родство. Стараюсь не замечать, как влажнеют глаза, и торопливо ухожу. Чем быстрее прощание, тем меньше болит. Словно пластырь сорвать одним махом.

Таверна, которую мне посоветовал Агта, находится почти в центре Нзана, на главной улице. Проживание тут явно стоит недешево. Но и людей много, а значит можно заработать. Если конечно, хозяин требуется менестрель.

А он ему требуется, как заверяет меня высокий худой блондин за стойкой в зале. И позвав молоденькую девушку-подавальщицу, просит проводить меня к господину Онберто.

Попав в небольшой захламленный кабинет, с любопытством рассматриваю кругленького щекастого мужчину за столом. Его пышные курчавые бакенбарды смешно шевелятся, когда он шумно вздыхает, отрываясь от толстого гроссбуха.

– Здравствуйте, господин Онберто, – слегка кланяюсь. – Мне сказали, что вам нужен менестрель на вечер.

Колобок меряет меня заинтересованным взглядом.

– Нужен… – медленно отвечает. – Но абы кого я не принимаю на работу. Тут порядочное заведение, лучшее в городе. И работники должны соответствовать данному званию. В том числе и временные. Даже те, кто устраивается на работу на один вечер, – сверлит меня многозначительным взглядом

– Понимаю, – слегка киваю. – Вам продемонстрировать свое мастерство?

Глаза мужчины лукаво блестят.

– Удиви меня, малышка, – криво улыбается он.

Небрежно повожу плечом, снимаю тяжелый мешок и достаю инструмент.

Подтаскиваю ногой стул для посетителей и присев, привычно размещаю на коленях бандорину – теперь я знаю, как называется этот инструмент в мире Мизелья. Выбираю для представления любимую песню и приступаю.

Не могу не ощущать удовлетворение, когда взгляд господина Онберто из недоверчивого превращается в восхищенный. И испытывать гордость не только за свое умение передать в песне эмоции и чувства, но и заразить ими слушателей. Пожалуй, работу я таки нашла. Иномирные песни пришлись по вкусу драконам.

С каждым разом выходить к публике становится все легче и легче. Интуиция безошибочно подсказывает, с какой композиции начинать концерт, какая вызовет у публики наибольший интерес и привлечет слушателей. И, исполняя родные сердцу песни перед злобными и непредсказуемыми драконами, я с удивлением понимаю, что счастлива. Счастлива делать любимую работу. Счастлива пропускать через себя мелодию, звуки, слова… Счастлива делится своими эмоциями с окружающими. И счастлива видеть, как они находят отклик в душах этих, по словам мадам Кану, жестоких ящеров. Разве могла я подумать, что сбегая из золотой клетки дворца, обрету счастье, скитаясь по Ньелокару и играя за деньки в кабаках и трактирах.

Мой кошель заметно тяжелеет после концерта. Перекинувшись парочкой фраз с хозяином таверны и пообещав всерьез подумать над его предложением, сыграть еще и завтра, поднимаюсь по ступеням в свою комнату. С лица не сходит радостная улыбка. Успех заставляет поверить, что не такая я уж и никчемная, как твердили все вокруг, что я тоже чего-то стою и могу добиться в этой жизни.

А вот и мой номер. Простая дубовая дверь, медная ручка. Ключ легко проскальзывает в замочную скважину и плавно проворачивается. Толкаю створку и шагаю внутрь. Как же я устала. Сейчас бы завалится в постель и проспать до полудня. А о дальнейших планах можно и завтра подумать.

Рука тянется к выключателю. Кромешная тьма немного пугает. Луна, спрятавшись за тучами, не дает света, и я едва-едва различаю очертания предметов. Интуиция вопит тревожной сиреной, заставляя дрожать от страха.

– Здравствуй моя строптивая жена, – звучит знакомый голос. И над кроватью вспыхивает тусклый светильник. – Я тебя уже заждался, – криво улыбается король Сильвестр, удобно развалившись на моей постели.

* В тексте использованы слова украинской народной песни “Задумала Гандзя жати”.