Шрифт:
Закладка:
– Думаю, полчаса мне вполне хватит, – пожимаю плечами.
Девушка кивает и, сделав свое дело, удаляется. А я принимаюсь вытряхивать на кровать содержимое мешка. Маленький брусочек мыла я лично упаковала в ридикюль, замотав в льняной платочек. И теперь с радостью нахожу его среди вещей.
Несмотря на указанное время, моюсь торопливо, хоть и тщательно, скребу кожу до красноты, минимум дважды намыливаю и ополаскиваю волосы. И к приходу служанки успеваю не только с гигиеническими процедурами, но и простирнуть грязную одежду, развесить ее у горящего камина и немного просушить волосы.
“Мужской комплект” одежды, пожалованный графиней нравится мне намного больше, чем платье принцессы. Выдавать себя за юношу я конечно же не собираюсь. Никто не поверит. Да и сами вещи очевидно, что женские – приталенная куртка, брюки, плотно облегающие округлые бедра, украшенная вышивкой по вороту и на рукавах сорочка, теплые добротные сапоги маленького размера. Но я чувствую свободу и раскованность движений. А это не может не радовать.
В зал спускаюсь, прихватив с собой мешок. Хоть комната и закрыта, а все ценное лучше держать при себе. И отдав должное тушеной картошке с мясом, сыто откидываюсь на спинку стула. Что делать целый день до вечера, решительно не понимаю. Сидеть в своем номере? Пожалуй, это будет благоразумнее всего. Меня к обеду точно хватятся. Никто не поверит, что принцесса Ноэль спит до вечера.
А пока допиваю остатки кваса, извлекаю из сумки “домбру” и снова принимаюсь ею любоваться. В зале стоит такой шум, что на тихие звуки струн никто не обратит внимания. Изучаю новый инструмент, впитывая в себя нежное звучание. Пытаюсь нащупать ноты. Воспроизвести знакомые мелодии. Интересно, зачем графиня мне ее дала?
– Госпожа, – на меня вдруг падает тень. – Вы менестрель?
Поднимаю голову и вижу перед собой дядюшку Вильдэра. Несмело киваю, прижимая ладонь к дребезжащим струнам.
– А хотите подзаработать? – внезапно спрашивает хозяин трактира, алчно смотря на мою “домбру”.
– Что вы имеете в виду? – подозрительно щурюсь.
Память тут же подсовывает случай с заработком у Санька. Он тоже сначала заявил о музыке, а потом не постеснялся выдвинуть непристойное предложение. Откуда мне знать, не является ли тут “должность” менестреля аналогом девицы легкого поведения.
– Наш менестрель… Фатео… чтоб ему икалось… перепил вчера, – краснеет трактирщик. – Валяется с больной головой, матерится по-черному и вставать с постели отказывается. А вечером-то люд идет лучше, если музыка. И не могли бы вы… – мнется дядюшка Вильдэр. – Развлечь их чуток. А я за вас словечко замолвлю. Агте… Старшому по обозу. Он и скидку вам сделает.
Задумываюсь. Предложение заманчивое, что ни говори. Деньги мне явно не помешают. И безопасность в дороге, если уж “замолвить словечко” обещают. Но ведь инструмент я вижу впервые. Как играть на нем без подготовки? Нужно же вначале хотя бы мелодию подобрать.
– Всего пару песен, госпожа, – видя, что я колеблюсь, упрашивает мужчина.
– Хорошо, – медленно киваю. – Но не сейчас. Мне нужно немного отдохнуть… Подготовиться.
– Конечно-конечно, – машет руками дядюшка Вилдэр. – Отдыхайте до вечера. А с Агте я сам поговорю. И завтра вас лично провожу. По рукам?
– По рукам, – довольно киваю.
Одной проблемой меньше. Правда на ее месте возникла другая. Но эту решить мне под силу. А вот если бы в обозе не хватило места, даже не знаю, как бы я добиралась до Нзана.
Хозяин таверны тоже отвечает радостной улыбкой.
– А сейчас позвольте вам предложить кружечку эля. В качестве угощения.
– Лучше теплого молока, – качаю головой, припоминая советы преподавателя по вокалу.
– Как пожелаете, госпожа, – кивает дядюшка Вилдэр.
И через несколько минут передо мной появляется кружка теплого, сладкого молока.
– Спасибо, – благодарю девушку-официантку и принимаюсь медленно потягивать напиток.
Ох, как же давно я не пела. Кажется целую вечность. Получится ли у меня удовлетворить публику данного заведения? Становится страшно… Во что я ввязалась? А вдруг мои песни не понравятся. Местных же я не знаю. И петь буду на родном языке…
Но если не попробую сейчас, в этой маленькой деревне, то потом жалеть буду. Ведь это реальный способ заработать. Денег, которые дала графиней, надолго не хватит, и все равно нужно будет как-то пополнять кошелек.
Отгоняю навязчивые тревожные мысли. Сейчас совсем не время заниматься самокопанием. Согласилась ведь уже. И назад время не отмотаешь. Надо успокоиться и изучить свой новый инструмент.
Допиваю молоко и спешу в комнату. Не в зале же мне готовиться к выступлению. А там, в уютной тишине, защищенная надежными стенами, снова достаю из мешка “домбру”. Пробегаю пальцами по струнам, внимательно вслушиваюсь в звучание. Тихонько стараюсь подобрать мотив. На память приходит несколько народных песен, у них наиболее легкая мелодия, и слова запоминающиеся. Мои руки, словно сами знают, что делать, будто держу этот инструмент не впервые. И дело не только в поразительной схожести с любимой бандурой. Дело в другом. В душе. В душе самого инструмента. Он как будто создан для меня. Для моих пальцев, для моих рук, для моего голоса. Это настолько сложно объяснить, что я даже не пытаюсь, просто наслаждаюсь ощущением давно забытого родства и музыки, сладкой болью отдающей в сердце. Она все, что у меня теперь осталось от Родины, от моей Земли. И это вызывает невыразимую печаль. Душа еще не смирилась, что путь домой закрыт, но умом я понимаю, что надежды больше нет.
Время до вечера пролетело незаметно. Погрузившись в звуки родных мелодий, в слова родного языка, я словно чувствую вкус к жизни и стараюсь насладиться каждым моментом. Обед мне приносит все та же доброжелательная подавальщица, не забыв о кружке молока. А как только за окном темнеет, я уже без страха и волнения спускаюсь вниз. Чему быть, того не миновать…
Зал наполнен посетителями. Их еще больше, чем с утра. И все такие шумные, громогласные, а некоторые и вовсе кажутся отъявленными головорезами. Не хотела бы я с кем-то из них встретиться в темноте на улице.
Меня тут же замечает дядюшка Вильдэр. И, взмахнув рукой, радостно подзывает к себе.
Несмотря на уверенность, легкое беспокойство все же охватывает. И колени слегка подкашиваются, когда подхожу поближе. Внезапно вспоминается, что в древние времена не понравившихся исполнителей могли не только освистать, а еще и закидать тухлыми яйцами, испорченными помидорами и прочей гадостью. Сомневаюсь, конечно, что у дядюшки Вильдэра есть несвежие продукты, но и получить в лицо остатками пирога с яблоками что-то не хочется.
– Не трусь, малышка, – как-то сразу переходить на «ты» хозяин трактира. – У меня чуйка, что все будет хорошо. Иначе я б тебя не позвал.
Сжимаю онемевшие губы и едва заметно киваю.
