Шрифт:
Закладка:
Николай отступил. Партия крепостников взяла верх.
По странному совпадению на осень того же года приходится начало страстного увлечения наследника охотой. Родители были поначалу против. Александра Федоровна по женской и материнской тревоге боялась, а Николай Павлович просто не знал этой царской потехи, а признаваться в том не хотел.
Раньше император никогда не охотился, но уступать сыну не мог. Решил хотя бы пострелять в Гатчинском парке оленей. Охотничье дело между тем в дворцовом ведомстве велось правильно и обдуманно командой из десятка придворных егерей во главе с Иваном Васильевичем Ивановым.
Этот самый Иванов и встал в Гатчинском парке в день охоты за правым плечом царя. Олень выбежал из кустов на поляну. Иванов тут же увидел, что государь целит неверно. Старый охотник не выдержал:
– Ниже держите!
– Молчать! – рявкнул Николай, не оборачиваясь.
Выстрел – и олень исчезает в орешнике. Тут показался другой олень, и близко, шагах в тридцати. Выстрел – мимо. Вспугнутый егерями, на поляну выбежал третий, и Иванов не сдержался:
– Вы, ваше величество, держите ниже и правей!
– Молчать! – с сердцем повторил государь. – Ты кто такой?!
Стоит ли говорить, что и третий олень благополучно пережил царскую охоту? Раздосадованный Николай Павлович бросил карабин ординарцу и отвернулся от Иванова, но вдруг позвал его:
– Скажи, а наследник подстрелил бы оленя?
– Да, ваше величество, – помявшись, ответил охотник. – Уж одного бы точно. А то и всех. Глаз у Александра Николаевича зоркий, рука твердая.
Фыркнул царь и отвернулся, пробормотав:
– Так и оставим ему это дело.
По прошествии нескольких лет Киселев смог убедить царя вновь вернуться к крестьянскому вопросу. Состояние умов в обществе переменилось, обнаружились реформаторские веяния, толки об эмансипации распространились широко, хотя преобладали иные взгляды.
А.И. Кошелев, будучи в середине 1840-х годов уездным предводителем дворянства, счел своим долгом внушить соседу, помещику г-ну Ч., о необходимости изменить его обращение с крестьянами и дворовыми людьми, брань и сечение которых случались каждодневно. Сосед крайне этому изумился, обиделся «вмешательством в домашние дела» и поспешил донести начальству о действиях Кошелева, «клонящихся к возмущению крепостных людей» и не согласных с «настоящими дворянскими чувствами и понятиями». То было летом, а зимой кучер г-на Ч., проезжавши раз со своим барином по лесу в санях, слез с облучка и сказал: «Нет, ваше высокоблагородие, жить у вас больше мне невмоготу». Снял вожжи, сделал петлю и, перекинувши на толстый сук дерева, покончил свою жизнь. Г-н Ч. едва не замерз в лесу, спасибо, лошадь сама довезла до дома. После, рассказывая сие происшествие, он всякий раз прибавлял: «Вот какова глупость и грубость простого народа!»
В 1844, 1846 и 1848 годах вновь создавались секретные комитеты по крестьянскому делу, в последнем председательствовал наследник. Члены комитетов собирались, обсуждали, подписывали журнал с мнениями и представляли его государю. Все ждали его слова…
Но в 1848 году в Европе грянули революции.
14 марта 1848 года в Санкт-Петербурге был издан царский манифест. «После благословения долголетнего мира Запад Европы внезапно взволнован новыми смутами, грозящими ниспровержением законных властей и всякого общественного устройства. Возникнув сперва во Франции, мятеж и безначалие скоро сообщились сопредельной Германии, и, разливаясь повсеместно с наглостью, возраставшею по мере уступчивости правительств, разрушительный поток сей прикоснулся наконец и союзных нам империи Австрийской и королевства Прусского. Теперь, не зная более пределов, дерзость угрожает в безумии своем и нашей, Богом нам вверенной России. Но да не будет так. По заветному примеру православных наших предков, призвав на помощь Бога всемогущего, мы готовы встретить врагов наших, где бы они ни предстали, и, не щадя себя, будем в неразрывном союзе со святою нашею Русью защищать честь имени русского и неприкосновенность пределов наших… С нами Бог, разумейте, языци, и покоряйтеся, яко с нами Бог».
У наследника рождались дети. В августе 1842 года появилась на свет дочка, названная Александрой, хотя многие отговаривали от такого имени, дескать, не живут девочки с таким именем. И точно, спустя два года умирает сестра наследника великая княжна Александра Николаевна, а через пять лет и его первенец. Александр Николаевич тяжело переживал смерть семилетней дочки, которую страстно любил, был ее товарищем и постоянно носил на руках, так любил, как после уже не мог любить других своих детей.
В 1843 году родился сын, названный в честь деда Николаем. Затем еще не раз пушечные выстрелы будили жителей Петербурга. Бог даровал наследнику еще пятерых сыновей и дочь: Александра, Владимира, Алексея, Сергея, Павла и Марию. В день крестин устраивался торжественный обед для особ первых трех классов, на котором в любое время года подавали малину, землянику и вишни.
Великокняжеская семья жила дружно. Александр старался даже в мелочах доставлять радость жене. На ее родине при великогерцогском дворе два раза в неделю бывал «парадный стол», за которым непременным блюдом была разваренная треска с картофелем, рубленными яйцами и топленым маслом. Узнав о том, он приказал готовить треску и сам ел, хотя, правду говоря, предпочитал мясо.
Его забавляли детские привычки жены. В жару она любила пить сельтерскую воду. Камер-юнгфера цесаревны Анна Яковлева наливала из кувшина ледяную воду в стакан, выжимала туда пол-лимона и насыпала на треть стакана мелкого сахару и быстро мешала ложечкой. Вода бурно пенилась, что особенно нравилось цесаревне, залпом выпивавшей стакан.
– Мой друг, а не поехать ли нам в Павловск слушать музыку?
И ехали в Павловск.
Наследника пока не видно в государственных делах. Он, правду говоря, и не особенно тянулся к ним, жизнь и так была полна заботами и развлечениями, дни пролетали на удивление скоро.
Только сошел лед с Невы, зазеленели деревья в Летнем саду, проведен смотр гвардии на Царицыном лугу и полки перебрались в летние лагеря, как уж лето пришло. В городе жарко, душно, пыльно, в Царском и Павловске – благодать. Жена веселится, детки кушают малину со сливками, хорошо… да скучно.
Александр влюбился. Ольга Калиновская была не первым его увлечением, ибо он рано почувствовал в себе романовскую любвеобильность и жадную неутомимость. Калиновская была полька недальнего ума, но веселая, задорная, вызывающе красивая. После второй их встречи наследник был у ее ног. Ольга возмечтала…
Все это было известно в дворцовом кругу. Царская семья – вечные лицедеи, постоянно на подмостках под жадными взорами. Увлечение Александра Николаевича сочли неудачным: Калиновская была сродни всем польским фамилиям, враждебным России, мать ее была из рода Потоцких.
Как ни таили, дошло до государя. Что им было сказано цесаревичу, не узнал никто, только Калиновскую быстро и без торжественности выдали замуж за графа Иренея Потоцкого, знатного и богатого, немолодого и некрасивого. Почти безвыездно она поселилась в имении мужа Ретово. Забегая вперед, скажем, что Александр не забыл прекрасную польку; позднее она имела большое влияние при дворе и даже принимала императора Александра Николаевича в Ретово.
