И ответила им Ундра из-под земли утробным рычаньем:

— Так и быть, я дам вам дочь с пушистым и нежным мехом. Обращайтесь с ней, как с принцессой. Поклоняйтесь ей, как богине. Но если однажды зима не сменится летом, если белая шерсть земли не сменится бурой, вы нарядите вашу дочь в подвенечное платье, запряжёте в упряжку леммингов и отправите её прочь из дома. Вы согласны?

— Как же мы отправим собственного детёныша на мороз? — удивился песец.

— Она не пропадёт на морозе, — ответила Ундра. — Я дам ей мёрзлое сердце.

— Ерунда это всё! — шепнула ему в ухо жена. — Не бывает так, чтоб зима не сменялась летом, а белая шуба бурой. Говори, что мы соглашаемся!

— Мы согласны! — сказал песец.

Той же весной у песцов родилась девочка-недопёсок, и они дали ей имя Цеса.

И мать, и отец души не чаяли в Цесе и относились к ней как к принцессе. Она никогда не убирала нору, чтобы не замарать свою шелковистую шерсть и не травмировать нежные подушечки лапок. Двенадцать преданных леммингов выполняли все её прихоти. Она ни в чём не знала нужды, и у неё всегда была самая спелая и свежая морошка, от которой качество шерсти, когтей, зубов и усов постоянно улучшалось.

К зиме из девочки-недопёска Цеса превратилась в красивую юную самку на выданье, а бурый мех её сменился белым — и не просто белым, а самым белым во всех Дальних Сопках. Зимняя шубка Цесы была безукоризненно шелковистой, блестящей, ухоженной, белоснежной с чуть голубоватым отливом. Стаи самцов-женихов целыми днями обивали пороги песцовой норы: её лапы и сердца просили и песцы с соседних сопок, и горностаи, и даже полярные медведи. Но Цеса каждого спрашивала, есть ли в норе или берлоге штат слуг, желательно леммингов, которые будут удовлетворять каждый её каприз, готовить ей вкусную еду, вычёсывать перед сном и сдувать с неё пылинки. И каждый раз выяснялось, что слуг у жениха либо нет, либо есть всего один какой-нибудь завалящий пожилой лемминг, и что жених имеет наглость считать, что Цеса будет сама готовить и прибираться в норе.

— Недостойные! — гордо морщила свой красивый влажный нос Цеса. — Уходите все прочь! Я выйду замуж лишь за того, кто обеспечит мне условия лучше, чем в отчем доме. А в отчем доме я живу на всём готовом и ни в чём не знаю нужды.

Та первая зима в жизни Цесы оказалась снежной и затяжной. Шли дни, недели и месяцы, а белая шкура земли по-прежнему оставалась холодной и белой, и метели заметали кустарники, хотя снегу давно уже пора было вылинять потоками талых ручьёв и бурой шкуре земли давно пора было покрыться свежей травой, лишайниками и мхами.

Чем дольше продолжался период белой шкуры, тем больше страдали жители Дальних Сопок: у них заканчивались заготовленные на зиму пищевые припасы — сушёные грибы и ягоды, морошковое варенье и пастила, консервы из жуков и личинок. Их моховые подстилки скукожились, высохли и больше не давали тепла. Их мучил голод и холод, подушечки лап, носы и кончики хвостов стали нечувствительными из-за обморожений. Казалось, зима воцарилась в Дальних Сопках навечно.

И только Цесе нравилось, что зима не кончается.

— Зачем весна? — недоумевала она. — Мне нравится моя белоснежная шубка. Весной пришлось бы менять её на некрасивую, бурую. Подумаешь, холодно. Можно просто никуда не ходить. Сидеть в норе, пить травяной чай и есть морошковое варенье. А слуги-лемминги пусть ходят к проруби, ловят рыбку. Должна же у меня быть свежая рыбка к обеду. А потом пусть вычёсывают мне шерсть и всячески развлекают.

Поскольку с Цесой родители обращались как с настоящей принцессой, ей удавалось даже такой затяжной и безнадёжной зимой оставаться ухоженной и красивой. Но у её родителей, пожилых песцов, шерсть, хоть и белая, от недостатка витаминов выглядела ужасно: с проплешинами, свалявшаяся. Они могли бы для улучшения качества шерсти каждый день есть морошку — но решили экономить её для дочери. Если в начале зимы у песцов нора была полная чаша и им прислуживали двенадцать отборных леммингов, сейчас припасы стремительно подходили к концу, а лемминг остался только один: остальные не выжили из-за долгих морозов. Теперь песцы каждый день ходили за свежей рыбой к проруби сами, а единственного больного и слабого лемминга Лема оставляли в норе, чтобы тот развлекал и обслуживал их изнеженную красавицу дочь.

И вот настал день, когда даже в норе состоятельных и запасливых песцов закончился последний сушёный гриб и последняя ложка морошкового варенья, все моховые коврики сгнили, а пожилые песцы настолько замёрзли и оголодали, что не в силах были идти к проруби ловить рыбу.

— Что за безобразие происходит? — возмутилась их белоснежная дочь. — Почему в норе так холодно и неубранно? Почему на десерт мне не подали морошковое варенье? И почему мне так долго не накрывают обед? Я сегодня заказывала котлетки из щуки!

— Прости, дочка, — слабым голосом ответила Цесе мать. — К сожалению, мы не можем больше обслуживать тебя как принцессу. У нас нет сил, нам холодно, и мы голодны. Не могла бы ты сегодня сама сходить к проруби и наловить нам всем свежей рыбы?

— Что?! Ушам своим не верю! — возмутилась Цеса. — Если я пойду сама, я обморожу и замараю свои нежные лапки. И к тому же устану. Да ещё и буду вонять дохлой рыбой! Пусть наш лемминг Лем сходит!

— Но Лем — наш последний слуга, — возразил отец. — Он служил нам верой и правдой всю жизнь, а теперь он ужасно слаб. Если он отправится к проруби — едва ли найдёт силы вернуться.

— Что за бред! Пусть не ленится, быстрее шевелит лапами — и прекрасненько он вернётся.

И старый Лем отправился к проруби ловить рыбу. Он вернулся лишь следующим утром — еле живой и ни с чем.

— Больше не будет у нас свежей рыбы, — прошептал лемминг. — Из-за морозов прорубь заросла толстым слоем льда, и разломать этот лед не под силу никому в Дальних Сопках. Даже медведю — он тоже очень ослаб.

— И что же мне, голодать? — разозлилась Цеса. — Меня это не устраивает! Тогда я лучше выйду за кого-нибудь замуж, раз в этом доме не осталось больше еды!

— У всех в Дальних Сопках кончились припасы, — ответил Цесе отец-песец. — Не за кого тебя