пытали его, и он рассказал про всех, кроме меня. Мой отец воспитал его и мы с детства с ним дружили. Он смог сохранить в тайне моё имя. Как-то так, Исфан Арасин.

— Так как же тебя зовут? — спросил я.

— Селим — прозвище. Я — Байрам ибн Верди султан и правитель Дербента при шахе Сафи. После его смерти мне пришлось уехать из Персии. К тому времени я узнал, куда увезли Эсфирь, изменил имя и нанялся в «амбалы».

— Охренеть, — только и смог вымолвить я.

* * *

[1] Эфенди — господин.

[2] Исфандиар — «созданный благочестием» — персонаж иранского эпоса и «Шахнаме». Доблестный воин, погибший от руки Рустама. Его эпитет «бронзовотелый» связывают с общеиндоевропейским мифом о неуязвимом герое; в разных версиях неуязвимость Исфандиара связана с заклятием Зардошта или проглоченным им зёрнышком граната.

Глава 13

— Зачем же ты мне полностью открылся?

— Теперь мне не зазорно служить. Ты — шахзаде. Я могу тебе служить под своим именем.

— Но я тебя брал служить не к шахзаде, а к казаку Степану Разину. Это разная цена.

— Это не важно, — усмехнулся Байрам. — Имена — пустынный мираж, обман. Главное — суть человеческая. В тебе видна сила. Твой отец уехал в Персию. Будет говорить с шахом Аббасом о твоей судьбе. Не возвращайся в Персию. Оставайся здесь, но берегись шахских ассасинов.

— Ассасинов⁈ Разве они ещё существуют⁈

— Ты слышал про них? Значит ты настоящий шахзаде. Это не персидское слово, а сирийское. И… Да, они существуют, хотя все их замки разрушены монголами. Они не так активны, но они существуют. И они приближенны ко дворцу шаха и продолжают убивать по его приказанию. У них есть свой имам.

— Я знаю, — сказал я, покопавшись в голове Стёпки. — Нур ад-Дин Али… Мы ездили к нему с отцом в Анджудан. Это где-то в горах по дороге в столицу.

— Значит, ты точно шахзаде, — проговорил и склонил голову Байрам.

Персу было что-то около сорока лет. Кроме того, что он был худ, он был ещё лыс и носаст. А потому видок у него был ещё тот. Только детишек пугать Кощеем. Мне он не внушал, честно говоря, доверие.

— Ты так и не сказал, сколько будет стоить твоя жена?

— Сто серебряных монет. Не больше. А тут такие рабыни, как моя Эсфирь, стоят почти триста.

— Ну… Я не себе её покупаю… Я хотел положить тебе недельный оклад в две копейки. Кроме содержания, конечно. Куда входит снаряжение, оружие, конь и всё, что будет нужно для службы. Сто монет тебе придётся отрабатывать пятьдесят недель, а это…

Я мысленно разделил количество дней в году на семь и получил пятьдесят две недели.

— Почти год. То есть, тебе, чтобы вернуть мне долг, придётся служить мне, получая только еду, почти целый год. Её труд я не считаю, так как она — моя рабыня и я получаю от неё то, что хочу. Тебя это устраивает? Можешь не служить мне, если сможешь найти более оплачиваемую работу.

— Тут нет никакой работы, — хмуро сказал Байрам. — И я хочу служить тебе, шахзаде.

Я пожал плечами.

— Чем ты сможешь быть мне полезным, кроме приготовления плова и жареной баранины?

— Я могу давать тебе уроки боя на наших мечах. Не думаю, что ты уверенно владеешь таким мечом.

— Почему ты так думаешь? — улыбнулся я.

— Ты ещё юн, шахзаде, и не можешь быть мастером шамшира[1].

— Логично, — усмехнулся я.

— Ты удивительно говоришь, — шахзаде.

— Знаешь, ты не называй меня шахзаде, — сказал я, проигнорировав последнюю фразу. — Я не хочу быть наследником. И я не наследник.

— А как тебя называть, эфенди?

— А вот так и называй: «эфенди».

— Хорошо, эфенди.

— Я подготовлю соглашение. У тебя нет, случайно, формы, по которой можно его составить?

— Если ты дашь мне пергамент и чернила, я его быстро напишу, только мне нужно знать твоё полное имя.

— Я дам тебе не пергамент, а бумагу, чернила, перья, доску для письма и песок. А ты напишешь соглашение о найме тебя моим, э-э-э, начальником личной охраны, сроком на один год. Дальше будет видно. И да… Ещё… Я собираюсь отправляться в Москву. Поедешь ли? Там очень холодно бывает. Знаешь, что такое Москва?

— Москва, это тот город, где сидит русский шах. Вы его называете — царь. Ты поедешь к царю, эфенди?

— Возможно. Я поеду в Москву с товаром. Отец вернётся и я поеду.

— Один? Ты ещё юн.

— С братом. Его зовут Фрол.

— Вы не похожи.

— Он не сын моей матери, но сын моего отца.

— Так бывает часто. Он может торговать?

— Я могу торговать.

— Ты? — удивился Байрам. — Ты уже торговал?

Я покрутил головой.

— Значит, тебе просто кажется, что ты умеешь торговать.

— Я умею быстро считать вот тут, — я постучал пальцем по лбу.

— Да? — удивился перс. — Хм! Это, конечно, очень хорошо, но этого мало. Торговать буду я. Ты будешь считать, а я стану торговать. Ты считаешь, говоришь мне, я торгуюсь. И мы пойдём с тобой на здешний базар и ты покажешь мне, как ты считаешь. Нам же нужны продукты? Да… Тебе нужен шатёр. У нас есть деньги на хороший шатёр?

— Думаю, — я улыбнулся, — у нас будут деньги на хороший шатёр. Вот посмотри и скажи. Мы сможем это продать?

Я выложил перед персом стандартную карточную колоду, где, вместе с мастью и цифрами, были нарисованы полностью обнажённые прелестницы. В молодости мы увлекались преферансом и я, как-то, ради шутки, нарисовал свою колоду с лицами и фигурами однокурсниц. Что потом было⁈ Кто-то перефотографировал и колода пошла гулять по институту. Меня чуть было не выгнали. Но времена были: во-первых, — коммерческие, а во-вторых, — бесстыдные. Некоторые девушки даже обиделись, что я их «проигнорировал». Пришлось рисовать ещё пару колод.

— Это что⁈ — восхитился перс. — Карты⁉ Как для нашей игры «Пасур»! Ах какие! А как девки стоят⁈ Где взял⁈ Что за умелец, написал⁈

— Умелец перед тобой, Байрам.

У перса распахнулись глаза.

— Ты кудесник, Исфан Арасин. Где тебя учили?

— Немного мать, немного в