Шрифт:
Закладка:
«Как в Ираке и Ливии?» – чуть было не съязвил Самолетов, но вовремя сдержался.
– Джон, я вот что-то не пойму, а с чего это вы, американцы, вдруг встали горой за Украину? Раньше как-то с прохладцей к ней относились, а сейчас защищаете ее, как штат Колорадо.
– Путин, конечно же, во всем виноват. Зубы стал показывать, дерзить. Шучу, шучу, Евгений! Не в Путине дело. У нас, в Америке, проживает около миллиона выходцев из Украины. Из Западной Украины, если быть точным. И этот миллион украинцев имеет наше гражданство, то есть все они являются избирателями, и все они, естественно, не любят Россию. Конгресс просто вынужден учитывать их пожелания во внешней политике. Избиратели, они такие – чуть что не так, махом на выборах за другую партию проголосуют. Был бы у нас, Евгений, миллион киргизов, сейчас бы Госдеп за них рубашку на груди рвал.
Вернулся недовольный Гарри.
– Что за народ женщины! Сказал же: ужинай одна. Нет, началось: где ты, с кем ты, не придешь ли опять поддатым… Женя, у вас такая же фигня? Ладно, вернемся к нашим баранам. Итак, мой русский друг, тебе запретили выезд за границу.
– Не мне одному, а всем полицейским. Я уже объяснял…
– Помню, помню! Но, согласись, должна же быть какая-то логика в этом запрете.
– Вопрос не ко мне, я дурацкие директивы не издаю. Но давайте посмотрим на все с другой стороны – вы-то меня зачем похитили? Думали, что я носитель сверхсекретных сведений государственной важности? С моей-то должностью?
– А мы-то тут при чем? – изумились американцы. – Нам приказали, мы тебя и похитили. У нас как в Лэнгли думают: если русским полицейским запретили выезд, значит, на то есть веская причина. Причина, как выясняется, в перераспределении туристических потоков, а не в секретности и провокациях наших спецслужб. Клянусь, кроме русского правительства, до такого никто бы не смог додуматься. Джон, что в центр докладывать будем? Этот бред, что он несет про Крым?
– Скандал будет с моим похищением, – мстительно вставил Самолетов.
– Пошутил, что ли? Кто тебе поверит, что ты не пьяный где-то под забором валялся, а у нас был? И кому ты будешь жаловаться, русскому консулу, что ли? Не забудь ему покаяться, что самовольно в Грецию выехал, он тебя похвалит.
– Гарри, – предложил второй агент, – а давай напишем в донесении, что он занимался разведывательной деятельностью? Приехал сюда под видом полицейского, а сам шпионил за объектами НАТО. Все какой-то прок с его поимки будет.
– Где ты здесь видел военные объекты?
– Катер с пушкой в порту стоит, – неожиданно для себя сказал Самолетов.
– Чушь! – отмахнулся Гарри. – Этот катер спустили на воду в тот год, когда ты самостоятельно в первый раз на горшок сходил. Чего в нем разведывать-то?
Сколько он еще на воде продержится, пока не затонет?
– Гарри, пойдем выйдем, – агент Джон вывел коллегу в другую комнату.
Отсутствовали они минут десять и вернулись с долговязым субъектом в очках. Не говоря ни слова, незнакомец подошел к Самолетову и уколол его в шею. В считанные секунды сознание покинуло пленника. Как и на улице Рыцарей, цэрэушники не дали Евгению Львовичу упасть: подхватили под руки, аккуратно положили на пол.
Ранним утром, едва над горизонтом взошло солнце, цыгане Яннис и Лука, с мальчиками двенадцати, десяти и шести лет, на стареньком потрепанном пикапе приехали на городскую свалку. Выйдя из машины, мужчины закурили, а пацаны пошли промышлять по свежим кучам мусора, выискивая все, что можно продать съесть или обменять. Цыгане кормились и одевались со свалки, она была их местом постоянной «работы».
Неожиданно ближайшая куча пустых коробок зашевелилась, и оттуда вылез человек в одних трусах.
– Царица небесная! – набожно перекрестились мужики. – Не дай повториться этой истории с пьяным немецким туристом! В прошлый раз полдня в полиции провели, ничего не заработали!
В прошлый раз перепивший турист был одет и имел при себе сотовый телефон, с которого вызвал полицию. Прибывшим стражам порядка немец объяснил, что цыгане отобрали у него все деньги, которые он на самом деле пропил. Благо полицейские знали безобидный нрав цыган и после недолгого разбирательства отпустили их.
– Дети! – крикнул Лука. – Быстро в машину и мотаем отсюда!
Не успели они занять места в пикапе, как услышали грозный рык:
– Стоять!
Евгений Львович, а из мусора вылез именно он, вырос в неблагополучном районе, начинал карьеру в полиции участковым и прекрасно знал, как нужно разговаривать с маргиналами.
– Стоять! – Евгений рыкнул так, что мужики пригнулись от страха, дети заплакали, а младшенький цыганенок от испуга сикнул в штаны и заревел громче остальных.
– Где море? Сколько времени? Далеко до города? – В глазах у Самолетова цыгане двоились и троились. Детей вокруг машины прыгало не меньше десятка.
– Лука, Лука, – забеспокоился второй цыган, – ты только ему не перечь, отдай ему все, что попросит. Я снова в полицию загреметь не хочу.
– А чего он спрашивает? – Цыгане по-русски, естественно, не понимали.
– «More» говорит. По-английски это значит, что, мол, еще ему надо, добавить хочет. – Яннис интернационально пощелкал пальцем по горлу. – Пьяница проклятый! Как только таких алкоголиков земля носит.
– Яннис, его же голого никуда не пустят. Придется своей одежкой пожертвовать, иначе мы от него не избавимся.
Самолетову цыгане отдали практически новую футболку (Лука носил ее всего второй месяц), сандалии и начатую пачку сигарет с зажигалкой. Младшенький цыганенок хотел отдать грозному иностранцу запрятанные за щекой пятьдесят центов, но передумал в последний момент и остался при деньгах.
Не успел Евгений Львович прикурить дармовую сигарету, а мусоросборщиков уже и след простыл. Плохо соображая, куда надо идти и где искать дорогу к отелю, Самолетов побрел по склону горы вниз, в сторону моря и трассы, что вела вокруг всего острова.
Внешний вид одинокого путника не привлекал внимания – цветастые трусы Самолетова со стороны можно было принять за шорты неудачного покроя, футболка была относительно чистой, а в непритязательных сандалиях на босу ногу на Родосе ходят практически все.
На развилке Евгений Львович осмотрелся, сориентировался по дорожному указателю и пошел от города на юг, в сторону отеля. Не прошло и часа, как он осторожно постучал в дверь своего номера.
Заспанная Наталья была ошарашена внешним видом мужа.
– Женя, что с тобой? Ты откуда в таком виде? Что за мерзкий запах от тебя?
– Мать твою, – психанул Самолетов, – какой еще запах! Ты не видишь, что ли, что меня цыгане ограбили и избили? Хорошо хоть живой остался…
Супруги обменялись заранее приготовленными версиями и сделали вид, что поверили друг другу. Евгений Львович не стал расспрашивать, как это Наталья исхитрилась одна ночью пешком дойти до отеля, а супруга не высказала удивления, почему у «избитого» мужа нет ни одного синяка и где он, «в беспамятстве», провел всю ночь.
На другой день отпуск вошел в свой обычный ритм: столовая – пляж – коктейли у бассейна.
Отставной военный Григорий уезжал раньше Самолетовых. В последний день пребывания на Родосе он пригласил Евгения Львовича с супругой в небольшой уютный ресторанчик на берегу моря.
– Как ты думаешь, – спросил подвыпивший Самолетов, – запрет на выезд за границу точно связан с Крымом или нет?
– Крым тут ни при чем! – уверенно ответил Григорий. – Правительство готовится опустить «железный занавес», вот и тренируется на силовиках. Вначале, как водится, проверят реакцию общества на людях подневольных – полицейских и военных, потом запретят выезд госслужащим, а потом и всем подряд.
– Зачем? – Евгений Львович как-то не думал о такой подоплеке запрета.
– Чтобы несознательные граждане на ПМЖ за бугор не свалили. В России-матушке с каждым днем жизнь становится все труднее и, как бы это сказать, некомфортнее, что ли…
Быстро опустилась ночь. На обезлюдевшем пляже, скудно освещаемом фонарями с набережной, на лежаках стали располагаться на ночевку туристы-экстремалы. Двое влюбленных с бутылкой шампанского прошли по кромке прибоя в сторону искусственной пещеры. В соседнем отеле началась дискотека.
– Наш народ, Женя, способен стойко выдержать любые невзгоды. Санкциями нас не сломить. Но когда простые граждане не понимают, на кой черт их каждый божий день душат новыми и новыми запретами, вот тогда и появляется мыслишка – а не послать ли всех по известному адресу да не рвануть ли в страну,
