Ну, в таком случае… — проговорил он, с лёгкой улыбкой на краешке губ. Потом ловко сунул лопату в руки Виктора, как будто вручал награду за оригинальность. — Вот лопата, — указал он на лопату, как будто Тюрин мог её не заметить, — а вот там конюшня.

— Что? Я должен... что делать? — Виктор ошарашенно уставился на лопату, словно впервые видел это загадочное устройство.

— Убирать за лошадьми, — невозмутимо ответил Борт, развернувшись к Рейне с Гримзлом.

Тюрин, наконец, осознал, что дипломатия в этой компании не просто бесполезна — она буквально угрожала его физическому здоровью. Особенно если в зоне видимости находилась Рейна. В подобных условиях он пришёл к единственно здравому решению: плыть по течению. А лучше даже грести, если вдруг под рукой окажется весло или, на худой конец, лопата. Сдался он? Нет, что вы. Он мудро принял неизбежное и решил делать то, что умел лучше всего: работать.

Надев наушники, он включил первую попавшуюся песню и приступил к чистке конюшни с той степенью философского спокойствия, которая приходит только тогда, когда ты полностью сдаёшься в руки абсурда. И, честно говоря, это оказалось не так уж и плохо, если учесть, что альтернативы в этом мире могли быть значительно неприятнее.

Вспоминая дедушку, Тюрин невольно улыбнулся. Старик часто возил его на дачу и ещё в детстве приучил его к тяжёлому труду, называя это «формированием характера». «Работа на земле — это благородное занятие», — любил говорить дед, поднимая лопату как некое священное орудие. Он стоял над огородом, как древний бог грядок и картошки, излучая спокойствие и силу. Виктор, правда, тогда не особо оценил всю величавость момента. Он вскопал половину огорода, потом отдал лопату деду и посоветовал ему, по аналогии с кротами, поискать картошку, потому что сам он собирался смотреть мультики.

Теперь же, день за днём, Тюрин выполнял поручения Борта. Борт был человеком, у которого работа на ферме входила в кровь вместе с кислородом, а иногда — и вместо него. Тюрин копал, таскал, поливал и снова копал, словно участвовал в бесконечном круговороте сельского хозяйства. Работал он честно и добросовестно, потому что, как бы не хотелось признать, другого выхода у него не было. А ещё потому, что музыка позволяла его разуму временно находиться где-то далеко, вне досягаемости этого странного мира с его причудами.

Рейна, несмотря на свой бурный темперамент и привычку ворчать на всё, что только могло вызвать раздражение (а список раздражителей у неё включал, кажется, всё, начиная от людей и заканчивая погодой), всё же свою работу делала. Особые антипатии у неё вызывали лопаты и окружающие, которые ими пользовались. Но, что удивительно, никто из этих людей пока ещё не получил лопатой по голове, хотя по её выражению лица можно было заподозрить, что этот момент мог наступить в любой момент. Но до сих пор Рейна сдерживалась. Пока что.

Гримзл же был сущим воплощением лени и коварства. Он обладал редким талантом делать ничегонеделание так, что это выглядело почти как труд. Нет, ленивым его назвать было сложно. Скорее, он был мастером экономии жизненных ресурсов — своих собственных, разумеется. Всё это время он жил с уверенностью, что судьба непременно вознаградит его за это искусное балансирование между трудом и отдыхом. Рано или поздно на его маленькие, но крайне экономные плечи свалится великая миссия, достойная истинного героя. Ну или, по крайней мере, работа попроще.

Прошла неделя, и Борт, который, казалось, родился с вечным недовольным выражением лица, как если бы сама природа вложила в его генетический код умение хмуриться, вдруг заметил, что Тюрин хороший работник. Не каждый способен так усердно выгребать навоз, таскать воду и при этом не жаловаться на судьбу. В понимании Борта это было редкой добродетелью, заслуживающей награды, которая, конечно, не включала повышение зарплаты, но вполне могла принять форму съедобного бонуса.

Борт, после долгих размышлений и, вероятно, консультаций с собственным хмурым отражением в луже, решил отблагодарить прилежного работника. В качестве награды за трудовые подвиги он испёк пирожки. И вот, когда солнце скрылось за горизонтом, а Виктор уже был готов к заслуженному отдыху, Борт с видом, как будто сейчас вручит Орден Святого Навозника, протянул ему полную тарелку горячих пирожков.

— Заслужил, — торжественно изрёк он, кивая с таким выражением лица, словно его слова были печатью на пергаменте, удостоверяющей, что Тюрин действительно получил не только еду, но и нечто куда более важное — уважение старого фермера.

Виктор, довольный таким поворотом событий, уютно устроился в амбаре, слушал музыку и, наслаждаясь заслуженным пирожком, начал задумываться, что жизнь в этом странном мире не так уж и плоха. Ну да, есть свои минусы, как, например, магические существа и отсутствие интернета, но пирожки… Пирожки могли значительно улучшить даже самую нелепую ситуацию.

Однако его философские размышления неожиданно прервались. Он случайно поймал взгляд Гримзла. Гоблин сидел на полу и, хотя делал вид, что ему абсолютно всё равно, его маленькие желтые глаза неотрывно следили за пирожками. С таким сосредоточенным вниманием, что можно было подумать, будто гоблин занимался тонким искусством пирожкозрения.

Виктор тяжело вздохнул. И хотя часть его сознания предложила просто съесть все пирожки самому и насладиться одиночеством, другая, более благородная, подсказала ему сделать великодушный шаг. Собрав пару пирожков, он подошёл к Гримзлу, который, разумеется, сразу заподозрил неладное. Гоблин состроил такое лицо, словно пирожки могли скрывать в себе крысиные хвосты или яд. В общем, всё, что могло привести к непредвиденным последствиям.

— Ты что, хочешь меня отравить? — подозрительно спросил гоблин, смотря на Тюрина с выражением, будто ему вот-вот предложат прыгнуть в бездну.

— Если бы хотел, то отравил бы тебя ещё в первый день, — лениво ответил Виктор, пожав плечами.

Гримзл задумчиво прищурился, взвешивая все возможные риски. Он осторожно взял угощение, прикрылся очередной маской недоверчивого гоблина и удалился в тень амбара, где с подозрительным видом начал поедать пирожки, периодически бросая взгляды на Виктора, будто ожидал какого-то подвоха.

Тюрин, удовлетворённый тем, что избежал обвинений в геноциде гоблинов, направился к следующей цели — Рейне. Она сидела в углу с таким выражением лица, будто весь мир вступил с ней в смертельную схватку, и кто-то, возможно, уже проиграл.

— Может, хочешь пирожок? — предложил он с осторожностью, достойной человека, вступающего в логово дракона.

Рейна не удостоила его даже взгляда. Тюрин воспринял это как сигнал окончания разговора, аккуратно поставил тарелку рядом с ней и с облегчением направился на