Хозяину было все равно, как человек крестится – двумя или тремя перстами, главное – чтобы он был трезвым и умелым работником. А старообрядцам было важно иметь возможность собираться на службу в молельных домах, молиться по старопечатным книгам, держать дома старинные отцовские и дедовские образа. И заводчику было хорошо, и старообрядцам.

Потом, захмелев, Семен стал жаловаться на жизнь: годовое жалованье двадцать два рубля, а покоя нет ни днем ни ночью. Анисим слушал его и понимал, что доля приказчика не лучше, чем доля его отца или его самого.

– Сильно-то не прибедняйся! Все равно не поверю, – посмеялся он. – Поди, обдираете как липку и мастеровых, и крестьян приписных без ведома хозяина.

– Как без этого? – не стал запираться захмелевший гость. – Иначе хоть с сумой по миру. Кто без греха?

– А ты слышал, что господин Демидов из вашей руды у себя в Невьянске серебришко выплавляет и чеканит из него монету? – вдруг перевел разговор на другое, самое важное для него, Анисим. Приказчик вздрогнул, но снова не стал запираться.

– Всякое говорят, – уклончиво молвил он, почесав затылок. – А правда ли, нет ли – один Господь ведает. А то правда, что треть всей черной меди мы отправляем ему на Урал.

– А что такое черная медь? – посмеиваясь, поинтересовался Анисим.

– Это неочищенная медь с примесями серы, свинца, железа… – степенно пояснил Семен, поглаживая бороду.

– И серебра, – подсказал вкрадчиво Анисим.

– И серебра, – так же степенно согласился приказчик. – У нас редкая руда без присутствия серебра.

– Вы очищаете медь от серы, железа, свинца, серебра – уточнил, стараясь выглядеть равнодушным Норицин. – А можно в оной черной меди серебро отделить от свинца, железа, серы и меди?

– Можно… – помолчав и снова почесав затылок, как-то неуверенно и даже растерянно отозвался приказчик. – Но как – не ведаю… Нужны преискусные плавильщики. У нас таких нет. На Олонецких и Нерчинских заводах, слыхивал, знатные были мастера. Да закрыты давно те заводы…

Анисим вздрогнул. Его мозг, как вспышка молнии, озарила шальная мысль, и он понял, зачем родился.

– А если и нам с тобой, Сема, наладить тайную и от государыни Анны Иоанновны, и от хозяина твоего Акинфия Никитовича выплавку серебришка? – вдруг сверкнуло у него в голове. – Найдем, Сема, мы плавильщиков, из-под земли достанем!

Май 1734 г. Анисим Норицин на Колывано-Воскресенских заводах

В середине мая Анисим Норицин появился на Колывано-Воскресенских заводах. Это был уже не щеголь в диковинной шляпе с перьями, алой накидке, с пистолетом и шпагой, на породистом рысаке. Для этой поездки он превратился из барина в ничем не примечательного небогатого купчишку-старообрядца: отрастил бороду, подстриг волосы по-раскольничьи с «челкой» на лбу, обрядился в худую одежонку, пересел с рысака на низкорослую мохнатую калмыцкую лошаденку, вместо шпаги держал в руках лестовку[10].

Рядом с ним гарцевал на худом коньке такой же бородатый, с «челкой» на лбу и лестовкой в руке его верный слуга и дружок Малюта. Их сопровождали четыре подводы с товарами.

Остановившись на холме, Анисим достал подзорную трубу и долго осматривал места, с которыми связывал захватывающие дух надежды. Так полководцы осматривали поле решающего сражения. Внизу по лощине бежала река, дальше виднелась заводская плотина.

С другой стороны к плотине примыкала внушительная квадратная крепость с четырьмя бастионами по углам. Она была окружена рвом, валом и «рогатками» – специальными заграждениями из тонких бревен. Внутри крепости располагались большие и мелкие амбары, сновали люди, из труб валил густой дым.

Анисим с Малютой на своих лошаденках и его приказчики на подводах спустились вниз, переехали через мост и остановились у ворот. Анисим спрыгнул с конька, весело поприветствовал караульных солдат. Один из них разыскал за копейку Семена Крашенинникова.

Они обнялись, как старые друзья, и долго разговаривали о чем-то, усевшись на лавке. Вечером приказчик увел его к себе домой переночевать, и они снова проговорили до самого утра.

Утром люди Анисима под присмотром Малюты расстелили на траве перед телегами белые холщовые покрывала, выложили на них товары, облачились в белые же халаты и стали зазывать покупателей. Торговля шла бойко. Купец сумел угодить всем: и приказчикам, и мастеровым, и их женам с ребятишками, и отрабатывающим на заводах подушный оклад приписным крестьянам. Радовали покупателей и умеренные цены.

Анисим не суетился, держался просто, больше слушал, если и говорил, то кратко и дельно, знал свое место. Все приказчики и много мастеровых на Колывано-Воскресенских заводах, как и говорил Семен, были старообрядцами. Чтобы войти к ним в доверие, Норицин подчеркивал приверженность старой вере, не выпускал из рук лестовки, истово молился и повторял к месту и не к месту: «Христианину подобает всегда лестовку в руках держать и молитву непрестанно творить». Его старания не остались не замеченными.

– Нашей веры, – обронил уважительно один из приказчиков.

– И не балабол, – прибавил другой.

Несколько раз Семен брал купца с собой на рудники. Возвращались, привозя с собой в переметных сумах какие-то камни. Распродав товары, Анисим и его люди отправились домой, Семен Крашенинников отпросился проводить их. Отъехав от заводов на несколько верст, они свернули на дорогу к Змеевой горе…

Руды этой горы, по словам приказчика, были богаты и серебром, и золотом. Однако отделить их от свинца и других примесей не смогли до сей поры даже лучшие мастера Акинфия Никитовича. Люди Анисима наломали кирками в указанном Семеном месте две телеги кусков оных руд.

Возвратившись в Томск, Норицин выгрузил змеевскую руду в отцовский амбар и стал собираться с Малютой и тремя добрыми (или недобрыми) молодцами в далекий неведомый Нерчинск. Ему позарез были нужны искусные плавильщики.

Глава 7

Поиск. Рыбалка

Уснул я мгновенно, но сон был тяжелым и мучительным. В нем я до самого пробуждения убегал от Анатолия, но так и не сумел от него оторваться. Его порывистое дыхание и топот за спиной становились все ближе и ближе. Я понял, что это конец, и проснулся.