и падения.

Я тянусь к своей кружке и одновременно пытаюсь переварить эти слова, подогнать их под образ человека, которого я знаю. У Гаррета бывают падения? Что-то не припомню, чтобы когда-либо их видела.

– Можно спросить? – осторожно интересуюсь я и, прежде чем продолжить, оборачиваюсь, заглядываю за угол в гостиную и вижу, что Гаррет крепко спит в кресле.

– Да, дорогая. Конечно.

Я пытаюсь сформулировать свой вопрос как можно деликатнее. Черт, почему я так нервничаю, спрашивая об этом?

– Что ты имела в виду вчера, когда сказала, как тебе приятно видеть, что Гаррет снова бегает?

Ее глаза на миг задерживаются на моем лице, и Лора тяжело вздыхает. Вытащив чайный пакетик, она ложкой выжимает его и выбрасывает в мусорное ведро. Затем подносит чашку к губам и дует на горячий напиток. Я терпеливо жду, что она ответит.

– Пытаюсь решить, что мне разрешено тебе рассказывать.

Сглатываю комок в горле. Всегда знала: было еще что-то, чего я не понимала. Мне невероятно интересно узнать об этом, но вместе с тем я в ужасе. Не знаю почему. Узнать что-то столь личное, столь интимное о Гаррете кажется вторжением в его частную жизнь.

Наконец Лора ставит чашку и садится на стул напротив меня.

– Когда Гаррет был моложе, с ним случались… перепады настроения. Черная меланхолия и всякие бзики. Словно кто-то щелкал выключателем, и яркий, счастливый свет внутри его просто гас. Он исчезал на несколько дней, и один бог ведает, чем занимался. Я страшно переживала за него. Но потом Гаррет увлекся бегом и когда поступил в колледж, дела, казалось, пошли на поправку. Лет десять назад он устроился на новую работу, и все шло хорошо. Казалось, у него все прекрасно. А потом вдруг… как будто снова выключили свет.

– Что случилось? – шепотом спрашиваю я, перегибаясь через стол, чтобы Гаррет не услышал.

– Это был твой тринадцатый день рождения. Он всю неделю не отвечал на мои звонки, а потом явился домой в жутком виде. Мы с ним немного поругались, и он разозлился и ушел.

Безжизненное выражение ее глаз страшно видеть. Лора как будто вновь переживает некий кошмар. Я ловлю каждое ее слово, и сердце буквально разрывается. Мне хочется немедленно броситься в гостиную, прижаться к Гаррету, свернуться калачиком в его объятиях.

– Что случилось?

– Мы с твоим отцом пошли в его квартиру.

На глаза Лоры наворачиваются слезы. Я жду, пока она закончит, но внезапно Лора качает головой и смахивает их.

– Не хочу рассказывать тебе, Мия. Это не… не то, как я хочу, чтобы ты думала о Гаррете. Он бы тоже был против.

Я набираю полную грудь воздуха и застываю, приоткрыв рот.

– Но с ним все было в порядке… – произношу я, как будто знаю: главное, он выжил, и этого достаточно.

– Тогда – нет. Но сейчас да, у него все хорошо.

В глазах собираются слезы, а на сердце становится так тяжело, что невозможно вздохнуть. Я не знаю, что именно она имеет в виду под «тогда – нет», но совершенно ясно: мы едва не потеряли его. Я же понятия не имела об этом.

– Почему я этого не помню?

– Тебе было всего тринадцать. Ты отправилась к подружкам на выходные, так что понятия не имела, а я не хотела тебя беспокоить.

– Но ведь он мой…

– Именно, – говорит Лора, перебивая меня. – Хотя Гаррет все эти годы и доводил тебя своими шуточками, он всегда заботился о тебе. Он хотел, чтобы ты воспринимала его как веселого, хотя порой и надоедливого старшего брата, который желает уберечь тебя от всего плохого. Я не должна была тебе всего этого говорить, но ты уже взрослая.

Я откидываюсь назад, не в силах видеть этот образ Гаррета за фасадом того, который знаю. Внезапно чувствую себя слепой. Как я могла прожить последние десять лет, ненавидя его так сильно, когда он лишь пытался защитить меня?

* * *

Мы с Лорой уже допили чай, а Гаррет все еще спит. Я решаю подняться к себе в комнату и в одиночестве просмотреть несколько оставшихся без ответа сообщений в приложении. Я разослала всем своим постоянным клиентам общее сообщение, что на несколько дней беру отпуск, и многие все-таки связались со мной.

Грег прислал мне сто долларов на новый купальный костюм, в котором он хочет увидеть меня на фото. Даже читая сообщение, я чувствую себя неловко и оставляю подарок в ожидании, потому что не знаю, смогу ли его принять.

Я решаю пока закрыть приложение и оставить его на потом, когда мне ничего не будет мешать.

И думаю о произошедшем на кухне и о том, что, черт возьми, происходит между мной и Гарретом. Стоит вспомнить прикосновение его губ, когда он упал на колени, как все во мне трепещет, словно крылья мотылька. Между нами электричество, реальное и ощутимое, и я чувствую, как сердце успокаивается при мысли о том, что Гаррет в некотором смысле мой.

Нет, только не это! Он никогда не станет связывать себя серьезными отношениями. Гаррет сдерживает свои чувства, делая невозможной любую мало-мальски серьезную связь. При этом невозможно отрицать, что от мысли, что он откроет мне свое сердце, я пьянею.

Пытаясь отвлечься, решаю почитать или посмотреть что-нибудь на телефоне, но, свернувшись калачиком на кровати и натянув на себя одеяло, вместо этого открываю фотогалерею.

Просматривая альбомы по годам, возвращаюсь к некоторым из них, пока не нахожу те, где я в средней школе. В то время я почти не видела Гаррета, и теперь меня гложет чувство вины за то, что я не понимала, что с ним так много всего происходило. Возможно, я была всего лишь ребенком, но теперь, когда мне известно, как он мучился, мне больно думать, что он был совсем один.

Я нашла несколько наших совместных фотографий на Рождество. Мне было двенадцать, а ему двадцать пять. На этом селфи мы с ним сидим в машине. Я отлично помню, как он взял меня в кино, хотя, по идее, мы отправились за рождественскими покупками. С прыщами и брекетами я выгляжу сущей уродиной, а вот он – почти так же, как сейчас. Его лицо лишь чуть-чуть другое: чуть меньше морщин, кожа светлее и ярче, но по большей части он не изменился.

Затем я пролистываю еще несколько снимков и ищу на них признаки того, о чем говорила Лора. Было ли ему тяжело в то время? На фото мы смеемся, корчим дурацкие рожи, набиваем рот попкорном и надеваем в