Неверс не стал допытываться, как удалось ему угадать. Зародилось подозрение, что речи Бернхейма были правдивы, хотя бы отчасти.

– Как там росписи губернатора?

– Он их завершил. Камеры – загляденье.

– Он что, расписал камеры?

– Да, под мрамор.

– Что еще на острове новенького?

– С бедным Пресвитером случился припадок бешенства. Как раз когда ему устроили лучшую жизнь… Мы входим – а у него пена изо рта и глаза из орбит вылезают.

– Он умрет?

– Неизвестно. Сегодня лежал без чувств, однако румяный и крепкий, как прежде. Губернатор и господин Де Бринон уверены, что его спасут. Но лучше бы ему умереть.

Неверс спросил, почему он так считает. Дрейфус рассказал историю Пресвитера.

Пресвитер был вторым помощником на судне «Грампус», которое потерпело крушение в Тихом океане. На борту находились семнадцать человек. Капитан и еще пятеро сели в шлюпку, первый помощник и пятеро с ним – в следующую, а Пресвитер и четверо оставшихся – в последнюю. Шлюпки должны были двигаться одна за другой, в пределах видимости. На третью ночь Пресвитер отстал. Через неделю шлюпки капитана и первого помощника достигли берегов Чили, и они высадились, измученные жаждой и почти обезумевшие. Через две недели английский корабль «Тувит» подобрал Пресвитера. Он ютился на гуановом островке, среди развалин заброшенного маяка, один, с ножом в руках, под яростными атаками белых чаек, беспощадных, нескончаемых и твердил о каких-то чудищах. На лезвии ножа засохла кровь. Ее подвергли анализу: птичья и человеческая. Пресвитер не помнил, как попал на остров и что там делал все эти дни. Против него не было других улик, только исчезновение товарищей и засохшая кровь. Если Пресвитер и убил их, доказывал адвокат, мэтр Касно, то совершил это в припадке безумия.

Но уже имевшаяся судимость – в 1905 году он стал участником нашумевшей драки в казино города Тура – и рвение прокурора на взлете многообещающей карьеры приговорили его.

– Что там были за чудища? – спросил Неверс.

– Галлюцинации.

– А чайки?

– Настоящие. Если бы не обломки маяка, его бы заклевали насмерть.

Неверс направился в кабинет. После трех часов чтения тревога утихла. Через несколько дней он поедет в Кайенну. Проявив благоразумие, избежит затруднений, связанных с гипотетическим восстанием Кастеля. Ксавье – вот человек, донельзя подходящий, чтобы заменить его: кузен будет бороться, карать, наводить порядок. Неверс задумался: если не забывать, что единственная его цель – выбраться из проклятой гвианской передряги, очень скоро он вернется во Францию, к Ирен.

Потом вспомнил, какие новости привез ему Дрейфус. Если у Пресвитера припадок бешенства, на островах эпидемия. Это ввергло его в ужас.

XV

5 апреля

Дело не в том, что меня не пускают на Чертов остров, чтобы никто не заподозрил, какие там творятся дела; им нужно (Неверсу казалось, что он нашел неопровержимое доказательство) меня заморочить, вызвать видения и ложные страхи. Об эпидемии он уже и не вспоминал. Никто не болел бешенством. Не было никакой заразы. Опасность – в мятеже.

Неверс демонстрирует, как пришел к такому открытию. Чтобы забыть о бешенстве, накладывал на свои страхи другие образы, ласкающие сердце: осенний лес в Фонтенбло, лицо Ирен. Они были прозрачные, как отражения в воде; если пробегали волны, удавалось на время исказить черты лежащего на дне неизменного чудища. Потом он принялся размышлять: раз уж не отделаться от мыслей о болезни, следует изучить ее, предотвратить. Взял книгу о тропических хворях, тщетно просмотрел указатели – «бешенство» там не значилось. Вскоре догадался пролистать книгу и нашел синоним – «водобоязнь». Прочитал главу. Вспомнил, что уже читал ее на борту. Сделал открытие: симптомы, обнаруженные у Пресвитера, не являлись симптомами бешенства. Глаза навыкате – ничего подобного; пена изо рта – маловероятно; румянец и крепкое тело – невозможно. Встретившись с Дрейфусом, Неверс спросил:

– Кто сказал, что у Пресвитера был приступ бешенства?

– Господин Кастель.

Неверс хотел сообщить ему о своем открытии, но удержался. С каждым днем Дрейфус все больше ценил своего лейтенанта, однако Кастель по-прежнему был для него кумиром. К тому же Дрейфус был весьма невежествен. Он не знал, за что осудили капитана Дрейфуса; восхищался Виктором Гюго потому, что путал его с Виктором Югом, флибустьером, который стал губернатором колонии… Неверс добавляет: Никогда я всерьез не полагался на то, что он истинно ироничен. Просто игра лицевых мускулов (как у многих крестьян). Можно приписать ее слабому, но постоянному отравлению листьями сардонии, ядовитого лютика.

Но он был спокоен. Мятеж вспыхнет в его отсутствие. Дрейфус принес ему список того, что следует закупить в Кайенне. Там не было динамита, не было ничего, что можно в здравом уме принять за динамит. Кастель хочет удалить меня, чтобы на островах не осталось ни свидетеля, ни оппозиции. Таковых и не будет, – заверяет он. – Мне приказано отплыть восьмого. Жаль, что не прямо сейчас. Я не герой подобных катаклизмов…

Неверс рассказывает о размышлениях (языком характерно нечетким, метафорическим), которые я не без колебаний здесь привожу. Но если смягчить краски в этом очерке, он утратит силу воздействия на недоброхотов и клеветников. Надеюсь, однако, что очерк не попадет в руки врагов Неверса. Вот что он говорит: В мыслях я одобряю, поддерживаю любое восстание заключенных. Однако в непосредственно данной реальности нужно быть рожденным для действия, уметь принимать, среди стрельбы и крови, единственно верное решение. Он понимал, в чем его долг: расследовать, готовит ли Кастель восстание, подавить бунт, обвинить губернатора. Но мы должны признать, что он не являлся хорошим служакой, не был отлит из такого металла. Каждый должен быть готов умереть за какое-то дело, в любой момент, как истинный рыцарь, – пишет он. – Но не за все дела подряд, без разбору. Не надейтесь, что я неожиданно проявлю интерес к мятежу, ввяжусь в него и погибну в Гвиане. Неверс с нетерпением дожидался дня отплытия.

XVI

7 апреля

Невероятная возможность побега – вот что волновало его. Он отказался от дальнейших расследований. Не хотел ни во что ввязываться. Ждал восьмого числа со все возрастающим нетерпением: вчера, особенно сегодня это было невыносимой навязчивой идеей. Сейчас все изменилось.

Проснувшись после сиесты, перед самой кроватью, в чрезмерной от себя близости (на выходе из обезличивающей, отдаляющей летаргии) Неверс увидел Дрейфуса. Тот сообщил:

– У меня для вас два письма от господина губернатора.

Одно было адресовано ему, второе – некоему Лейтао из Кайенны. Неверс вскрыл первое. В короткой записке излагалась просьба привезти очки согласно приложенному рецепту.

– Для кого очки? – уточнил Неверс.

– Для Пресвитера, – ответил Дрейфус.

Это означало, что его будут ждать, и ужасная судьба, которой он вроде бы избежал, все еще грозила ему.

Дрейфус произнес самым безмятежным тоном:

– Знаете новость? Я покидаю вас.

– Почему?

– Господин губернатор подписал приказ о моем переводе на Чертов остров. К пяти часам нужно собрать пожитки.

Оставалось два часа до отъезда Дрейфуса.

Неверс боялся, что все его рассуждения – бред. Подозревал, что даже такие посредственности, как Дрейфус, могут