Шрифт:
Закладка:
Но дорогу нам преградил майор Талов – огромный дядька с протезом ноги. Ранение он получил в Чечне, потерял ногу до колена и при ходьбе похрамывал.
– Что это у вас тут? – спросил он, нахмурив брови.
– Да вот, решили познакомиться, посидеть с Петром Петровичем и ребятами, – ответили ему мы.
Он бросил нам «идите сюда» и отошел за колонну. Мы проследовали за ним в полном непонимании того, что же будет дальше.
А дальше был тотальный разъеб.
– Да вы что, сынки? Ох… ли? Равного себе нашли? Друга? Вы с кем бухать тут собрались, демоны московские? Вообще берегов не чуете? Быстро пошли и вернули все обратно! – склонившись к нам, вполголоса сквозь зубы выцеживал Талов, поочередно бросая на каждого из нас испепеляющий взгляд.
Сказать, что нам было неприятно, – ничего не сказать. Делать нечего, пошли обратно в магазин сдавать алкоголь, так как туда, куда мы летели, ввозить его было нельзя, а выпить три литра виски до посадки не представлялось физически возможным, да и уже не хотелось.
Я не смог найти чек (тогда я подумал, что выкинул его, но позже, уже на месте назначения, я нашел его в кошельке) и старался объяснить девушке-продавцу, что нам не нужен больше этот виски и деньги тоже. Она все спрашивала чек, чтобы вернуть нам наши 50 евро, и никак не могла понять ситуацию. В итоге нам удалось просто вернуть эти бутылки без какой-либо компенсации (бизнесмены уровня «Бог»), выпить перед посадкой прекрасного разливного пива (дабы скрасить хоть немного впечатление от «знакомства» с «хабирами»), и мы проследовали на посадку, вспоминая добрым слово и Равиля, и майора Талова. «Ну, хотя бы инцидент закрыт», – подумали мы. Но как же мы тогда ошибались…
Шасси нашего самолета коснулись бетонки ВПП. Пока пилоты заруливали на стоянку, мы с интересом прильнули к иллюминаторам, рассматривая окружающие нас пейзажи. Все было для нас в новинку – этот песок, пальмы, надписи и вывески на арабском языке. Ты как будто очутился в сказке, о которой тебе рассказывали преподаватели на лекциях. Ты теперь сам прикоснулся к этому дивному и таинственному миру Ближнего Востока. Боевое крещение, так сказать.
Нас встретили старший группы, которую мы должны были менять, и несколько местных офицеров. Последние быстро собрали у нас паспорта и отправились к стойке регистрации, где местный клерк в благоговейном ужасе быстро и без очереди оформил нас. Военные в этой стране пользовались уважением, льготами и привилегиями, что, в принципе, по моему мнению, является правильным.
Мы загрузились в несколько микроавтобусов, весь «плюшевый спецназ» решили посадить в один, дав нам в довесок пару спецов (наверное, думали, что мы сотворим какую-нибудь хрень). Мы, естественно, сразу начали пытаться блеснуть знаниями арабского языка перед водителем и с ужасом поняли, что он говорит совсем не на том языке, которому нас учили (вспоминаем момент из сериала «Русский перевод»).
Дело в том, что в университете нам давали литературный язык плюс пару диалектов. Диалекта той страны, к несчастью, в этом списке не было. Беда не большая, диалекты отличаются от литературного языка некоторыми словами и фразами, и сейчас для меня это не представляет никаких сложностей. Но вот тогда, еще «тепличные», мы поняли, что не знаем ничего. Благо наш водитель перешел с диалекта на что-то более похожее на АЛЯ (арабский литературный язык), и мы смогли немного расспросить его об интересующих нас вещах. Поняв, что у нас тут наметилась светская беседа, наши спецы врубили типичную фишку всех «хабиров»: «О, о, а спроси его (дальше идет диапазон всевозможных вопросов, начиная от „А зимой тут холодно?“ до „Где взять бухло/баб?“)». С одной стороны, переводить такие вопросы и ответы на них – как бы наша прямая обязанность, но, черт подери, иногда это очень сильно раздражает, особенно когда вопросы не блещут фантазией и интеллектом.
Водителя звали Мухаммад. Наверное, Мухаммад у арабов – это аналог имени Михаэль, потому что великий гонщик «Формулы-1» мог бы поучиться у этого аборигена в искусстве захода в поворот на скорости 120 км/ч. Я думал, что где-нибудь наш микроавтобус просто ляжет на бочок: мол, «все, устал, хочу спать».
Стоит отметить, что дороги были прекрасные: ровный как стекло асфальт, умная система эстакад и развязок. Машин было очень много, потом мы даже узнали такую байку: мол, чтобы снизить количество машин на дорогах, правительство издало закон, разрешающий автомобилям, у которых номера заканчивались на нечетную цифру, ездить только по нечетным дням месяца, а номерам с четной цифрой в конце – в четные дни. Такое нововведение не сработало: люди просто стали иметь в семье две машины с двумя типами номеров и чередовали их в зависимости от дня месяца.
Пейзаж за окном был завораживающим – высотные дома, которые сменялись пустынной местностью с редко растущими кустарниками, мечети, арабские виллы. Нам даже повезло проехать мимо Генерального штаба – огромного здания в центре города за высоким десятиметровым забором. Мухаммад заранее предупредил, что снимать и фотографировать рядом с Генштабом категорически не рекомендуется, а то можно и в зиндан угодить.
– Слышь, салаги, – обратился к нам Лёня, один из спецов, оторвав нас от любования достопримечательностями. – А как будет по-арабски «160»?
– Мия ва ситтин, – ответили мы ему, чуя что-то недоброе в его улыбке, пробежавшей по лицу.
– Отлично, – заулыбался он, повернулся к водителю и заорал, пытаясь перекричать местные песнопения, которые лились из магнитолы: – Мухаммед, мия ва ситтин!
Улыбка повернувшегося Мухаммеда и его фраза «Тамам»[79] не оставили нам никакой надежды на спокойную поездку. Этот демон утопил педаль в пол и набрал требуемую от него скорость.
«Ну и что страшного? – скажете вы. – Я вон по МКАДу и больше топил». Не спорю, но вряд ли вы это делали, куря сигарету одной рукой, второй попивая кофе и держа руль коленкой. Ах да, а еще вряд ли вы догоняли в соседнем ряду машину и на скорости 140 км/ч пытались через открытое окно докричаться до девушки, сидящей в ней, с целью ее закадрить. А наш Цезарь вот делал именно так, заставляя нас огорчаться от возможности на повороте вылететь с эстакады и продолжить последующее короткое путешествие на микроавтобусе уже в режиме полета.
Ради справедливости надо заметить, доехали мы без эксцессов. Мы уперлись в огромные бетонные
