еще не пожилым человеком. Он ловко кружил свою партнершу в танце. И хотя женщина была лет на двадцать моложе, в движениях фотограф ей ни в чем не уступал.

Скоро они вновь вернулись к столику, пили шампанское, и глаза ловеласа становились все плотояднее.

«Что ни говори, а курортный сезон для нашего маленького городишки дает обширнейший выбор и постоянное, так сказать, общение», – думал фотограф, склоняясь к ушку партнерши.

Тем не менее мужчина изредка бросал взгляды направо, где через несколько столиков сидела та самая девушка, но уже с другим кавалером. Фотограф злорадствовал.

«То-то, – веселился он, – нечего на меня было так глаза таращить. Лучше бы за телкой приглядывал. Продинамила она тебя, парень, факт. С тобой фотографируется, а с этим шампанское пьет. А с третьим любовью заниматься будет».

Потом он загадал, что если встретится еще раз в городе с этой девушкой, то обязательно попробует снять ее на вечерок, конечно же, не откажет. Это ясно, судя, как она хвостом вертит: днем с одним, вечером с другим. Что-что, а денежки у него водились.

Думая так, фотограф еще настойчивее шептал сальности на ухо и даже несколько раз погладил под столом женщину по ляжке.

Внезапно седые брови его подскочили от удивления: из-за столика вдруг поднялся инвалид в белой рубашке, приладил под мышки костыли и принялся выбрасывать тело в сторону так заинтересовавшей фотографа телки.

– Здорово!

Ирина вздрогнула и подняла глаза. Ее спутник осекся.

Инвалид исподлобья смотрел на девушку, которая моментально залилась краской, сжимая салфетку в кулачке.

– Что молчишь? Братишка где? А?!

– Послушайте, видимо, вы ошиблись, – опомнился наконец собеседник девушки. – У нее нет брата. Не знает она никого.

Донельзя расширенные зрачки калеки стали еще больше, а губы скривились в злобной усмешке…

– Знает, чмо, знает! И я ее знаю! Правда, чува?

– Я вызову милицию, – не очень уверенно предположил парень.

– Плевать на ментов, – отрезал инвалид.

– Не надо, не надо милиции, – сказала девушка и взглянула на спутника глазами, полными слез, – я тебе сейчас все объясню!

– А-а-а-а! Это я объясню! – вдруг заорал инвалид, хватая за горлышко почти полную бутылку вина и опуская ее с размаху на голову парню. – Сволочи… братка моего… ненавижу… твари… братаны там… вы здесь… гниды последние…

Оцепенев, девушка наблюдала, как бутылка с треском раскололась, и вино, похожее на темную густеющую кровь, плеснуло в стороны вместе с осколками.

Потом, словно в замедленной съемке, видела Ирина, как костыль валится в сторону, а к ней тянется рука с побелевшими костяшками, в которых зажато горлышко с острыми хищными клыками.

«Больно, мамочка, больно», – подумала девушка и вместе со стулом опрокинулась на пол…

Услышав истошный мужской, почти звериный крик, фотограф вздрогнул и оторвался от спутницы, которую уже умудрился парочку раз лизнуть в щеку.

Мужчина увидел, как остатки бутылки инвалид вонзил в горло девушке. Та откинулась на спину, а калека, потеряв равновесие, рухнул рядом, таща за собой скатерть и продолжая кромсать остатками бутылки лицо Ирины.

Музыка оборвалась. На мгновение повисла испуганная тишина. Потом завизжали женщины. И громче всех – подружка фотографа.

Еще спустя минуту несколько мужиков навалились на безногого, а тот, отбиваясь, орал:

«Сволочи… паскуды… чмыри… душары… бляди… твари… ненавижу… баб ненавижу… всех вас ненавижу… твари последние… братка предала… с-суки поганые… всех убивать буду… всех блядей, чтобы ни одной на свете не осталось».

После того как визжащего, рвущего зубами всех и вся, матерящегося калеку связали полотенцами и принялись тащить к выходу навстречу бегущим милиционерам, фотограф бодро вскочил и присоединился к кавалькаде.

По дороге он несколько раз пнул уже не сопротивляющееся тело калеки и даже умудрился ухватить за волосы, помогая потным и взъерошенным мужикам.

О том, как он «пресекал бандюгу», фотограф, естественно, рассказал женщине, увлекая ту из ресторана, забыв о девушке и думая только о том, чтобы вечер, который так чудненько начался, не сорвался.

9

Второго Виктор достал ударом ноги в промежность. Подросток рухнул на колени, затем завалился на спину и принялся кататься по плитам, хватаясь руками за низ живота.

Следующего, набегающего на него, нырнув под его удар влево, Егоров свалил боковым справа в солнечное сплетение.

Четвертый попытался убежать, но Виктор в два прыжка настиг его и подсек ноги. Мальчишка, вытянув руки, будто «рыбкой», летел с вышки, воткнулся в бетон и заскользил по плитам. Егоров выждал, пока прекратится «заплыв», а затем, разбежавшись, прыгнул вверх, чтобы двумя сомкнутыми пятками жестко опуститься ему на позвоночник.

В спине пацана что-то хрустнуло, и он заорал нечеловеческим голосом, колотя кулаками по плитам. Виктор вбил носок кроссовки в его распахнутый рот.

– Получай, скот, – хрипел он, – получай. Другого языка все равно не понимаешь.

Егоров оглянулся: пятый исчез, а вот первый на карачках пытался уползти за лавку в темноту кустов. Еще мгновение – и он вновь растянулся на плитах, а Виктор, точно хороший футболист, бил его по почкам, печени, лицу. Пацан всхлипывал, завывал, скулил, как голодный щенок, и все повторял: «Не надо! Не надо! Не надо!» Он закрывал лицо руками, дрожал, и из его разбитых губ затихающе неслось: «Не надо! Не надо!»

А Егоров все бил, бил и бил. Он тоже дрожал. Из груди помимо его сознания рвалось:

– Кроссовочки захотел? Чувствуешь, падла? Знаешь, чем они пахнут? Они Серегиной смертью пахнут! И твоей!

Потом, когда подросток затих, раскинув руки, Виктор почему-то глубоко вздохнул, высоко подпрыгнул, чтобы пятками, на которые пришлась бы вся тяжесть, обрушиться на грудь недоноску, да так, чтобы удар аккуратно пришелся на грудную клетку под сердце.

Когда уже притяжение земли начало тянуть Егорова вниз, вдруг что-то лопнуло в его душе, и он в самый последний момент разомкнул ступни, мягко опускаясь на плиты.

– Живи, тварь! – лязгнул зубами Виктор. – Живи, подонок!

10

Через неделю кавалер двух боевых орденов гвардии старший лейтенант Виктор Александрович Егоров, который так и не нашел в тот вечер девушку, вернувшись в полк, подал рапорт с просьбой направить его для прохождения дальнейшей службы в Демократическую Республику Афганистан.

Командование части, с которым у старлея сложились весьма напряженные отношения, просьбу охотно удовлетворило.

Еще через три месяца командир роты Виктор Егоров, которому только-только исполнилось двадцать четыре года, улетел в Афганистан.

11

Так никогда и не узнал Виктор Егоров, что через полгода после его отъезда в Афганистан, в далеком Тирасполе, что раскинулся на берегу Днестра, у Светки родился сын – Виктор Викторович