Побелевший радист, бессмысленно уставившись в одну точку выпученными глазами, брел вперед, раскачиваясь, как полоумный.

Взводный подлетел к Локтионову и стал срывать рацию с его плеч.

– Не на… до, – едва зашелестел солдат. – Не на… до, тов… лей… дой… ду… – Голос его захлебывался, прерываясь, и, казалось, выбивался из живота.

Локтионов цеплялся за брезентовые ремни и старался не выпустить рацию из своих рук.

– К такой-то матери. – С силой дернул на себя металлический ящик Стрекозов.

Радист, потеряв равновесие, упал, а лейтенант, не оглядываясь, побежал вперед.

«Локтионова заменить придется – выдыхается», – подумал взводный, нимало не заботясь о том, что после такой перестановки дружки могут просто-напросто «зачмонить» солдата.

Стрекозов на секунду обрывал шаг возле каждого бегущего и уже не приказывал, а умолял: «Давай, давай! Очень прошу!»

Мокрые, словно были они под дождем, дошедшие до последней степени напряжения всех своих сил, побледневшие, с заострившимися чертами лица солдаты не в состоянии были даже повернуть голову в сторону лейтенанта. Они только скашивали глаза, и судорога схватывала лица все сильнее.

Стрекозов настиг Мухамадиева. Тот настойчиво тянул за собой взвод, как магнит, выхватывающий гвоздики из-под дивана.

– Что, Алишер?!

– Нет стрельбы! Нет!

Стрекозов прислушался: позвякивало оружие; тяжелые, клокочущие вдохи и выдохи; катящиеся камни. Сухого механического треска не было.

У взводного дернулась щека.

Мухамадиев бежал рядом со Стрекозовым, стараясь заглянуть ему в глаза.

– Нет там духов. Не может быть. Кишлак маленький. Банда маленькая. Кишлак в долине. Вокруг поля. Им подойти нельзя. Не будут они нападать! Не будут. Их мало. Нас много!

– Заткнись, Муха! Замкни колонну!

– Э, командир. Демеева не знаете. Не воевали с ним, – выдохнул напоследок таджик, отставая от взводного.

«Знаю, морда черная, хороший парень Сашка Демеев. А духов этих, стариков, кончить надо было. Жаль, не успели. Я понимаю – они нас отвлекали, пока роту расстреливали», – злая мысль плясала в голове Стрекозова.

Взвод одолел русло и побежал по огромному маковому полю, дорожкой разрывая его на две неравные части. Тяжелый запах растений сбивал дыхание. Казалось, что это и не поле вовсе, а гигантский котел, где настаивается мутное, сатанинское зелье. Лепестки цветов стаями пестрых беспокойных бабочек разлетались в стороны. Толстые стебли опутывали ноги, валили ниц.

Прямо перед взводом, километрах в трех, у края поля, серо-зеленым наростом прилепился кишлак. В полуденном, запекающемся мареве грозно перекатывались яростно дрожащие стены дувалов. Яркая зелень казалась влитой в небо, которое то и дело подергивал черный занавес дыма, текущий из недр кишлака.

– Взво-о-од! К бою!

Стрекозов перешел на шаг и поднял руку. Гигантский веер раскидывался за его спиной. Солдаты разбегались в две стороны. Веер не выдержал напряжения и лопнул. В итоге образовалась прямая линия.

– Ложись!!

Ровная цепь вмиг словно провалилась сквозь землю. Только покачивающиеся цветы обозначали места, куда спрятались солдаты.

Стрекозов лежал на сломанных, жестких стеблях, и сердце его билось так, что, казалось, разорвет сейчас оно грудь и вонзится в землю.

В кишлаке стояла мертвая, погребальная тишина. Взводному было слышно, как рядом громко дышат, откашливаясь и сопя, солдаты.

«Не успели! Где стрельба? Разве так быстро можно уничтожить роту? – Голова Стрекозова раскалывалась от недосыпания, бега, жары и противоречивых догадок. – Что произошло? Опоздали? Почему в нас никто не стреляет? Подпускают ближе? Черт, где же Демеев?!»

Мысли сталкивались, колотились друг о друга, порождали сумятицу и неразбериху.

Стрекозов включил рацию. Демеев по-прежнему молчал.

Кранты, решил взводный.

Стало нестерпимо жаль капитана, так опрометчиво вступившего в бой с душманами.

Стрекозов не был близко знаком с ротным. Но, наблюдая со стороны, разговаривая иногда с командиром соседней роты, убеждался про себя, что Демеев простой и открытый парень. Правда, отчаянный до бесшабашности, лез всегда в самое пекло, что его и сгубило.

И желание отомстить за Сашку, разнести этот кишлачок по кирпичику, перебить всех духов, засевших в нем, душило Стрекозова и настойчиво гнало вперед. Впрочем, пути назад в любом случае не было. Стрекозов не сомневался, что взвод, расположившийся меж двух непокоренных кишлачков, рано или поздно будет искрошен до кровавых ошметков затаившимися духами. Так лучше идти на врага, ошеломить и смять его, уставшего от столкновения с ротой, постараться спасти ребят, которые, может, еще не все перебиты.

– Кто справа? – спросил взводный, не отрываясь от земли.

– Я, Локтионов, – отозвался радист.

– Локтионов, справа?

– Клеткин!

– Клеткин, справа?

– Сироткин!

«Сироткин? Я тебе покажу справа, – механически отметил Стрекозов, – влево обязан бежать, а не к другану пристраиваться».

Цветы закачались. Стебли раздвинулись в стороны. Показался Мухамадиев. На лице – частые жемчужинки пота.

Лейтенант развернул карту и всмотрелся в черный безобидный квадратик населенного пункта.

Сержант был прав. Стрекозову почему-то стало от этого очень неприятно. Кишлак лежал, доверчиво распахнутый во все стороны, как единственная горошинка на ладони.

Мухамадиев ловко и быстро, извиваясь, как змейка меж камней, скользнул на левый фланг, передавая по дороге приказание Стрекозова. На правый приказ ушел по цепочке.

– Взво-о-од, короткими перебежками! Вперед!! Марш! – скомандовал Стрекозов, слегка приподнимаясь на руках.

И глядя, как выскочили с обоих флангов, точно выброшенные катапультой, два солдата и помчались зигзагами вперед, поймал себя Стрекозов на ласкающей самолюбие мысли: «Все-таки подготовка чувствуется. Это факт!»

4. Боевая подготовка

Учение оказалось тяжелым до изнеможения, до белых разводов под мышками и на спине после каждого дня занятий на полигоне, до стертых и разбитых в кровь ног, до крупных мозолей, которые лопались, как перезревшие, набухшие почки, и из них вытекала бесцветная жидкость.

Несмотря на то что все солдаты прошли учебные части, где их несколько месяцев готовили специально для Афганистана, а лишь затем посылали туда, Стрекозов видел, как слабы и беспомощны его подчиненные даже в самых простых вещах, какие, тем не менее, частенько спасают в бою от смерти, которая не так уж слепа, а выбирает самых незащищенных, неумелых и нерасторопных.

Большинство бойцов взвода не умели окапываться и вообще не знали, что это такое; они не имели никакого представления о том, как правильно передвигаться по полю боя. И что совсем поразило Стрекозова: добрая половина солдат взвода – новобранцы – вообще не умели стрелять. Командир недоумевал, как же так, людей отправляют воевать, а они не знают, что такое автомат и с какой стороны его заряжать…

Только потом, во время перекуров на полигоне, солдаты, перестав сторониться лейтенанта, постепенно начали рассказывать Стрекозову, как на самом деле проходила их подготовка в учебках: никаких полевых занятий; вооружение почти не изучали; стреляли всего один раз, да и то наделили каждого тремя патронами.