Теперь им будет сложно утратить моё уважение.

Пошли против Небесной принцессы.

— Будь по–вашему, — бросила та в эфире и взмыла в воздух, где уже добавила с досадой: — Рогачёв, Зотов, готовьте письменные объяснительные, позже решу, что с этим делать.

— Есть, товарищ полковник! — Ответил Илья дерзко.

— Хорошо, Насть, — выдал Константин спокойно.

Выдыхаю с облегчением, когда вижу, что мехары начинают улетать по указаниям принцессы на патрулирование.

Всё–таки они хорошо подставились сами и подставили оборону, собравшись здесь. Но вроде пронесло, как курицу в ведре под ястребом.

— … ты видел, как он двигался, — слышу в эфире от Максима. — Как сущий дьявол. Это он до этого игрался с нами что ли?

— Он двигался, как наша Агни, — раздалось с тоской от незнакомого меха–гвардейца.

— Как нам не хватает её, заловила бы этого уже давно…

— Замолчите, господа, — обрубил Константин с самым чётким голосом в эфире.

— А лучше заткнитесь вообще, — прорычала принцесса. — Такой лёгкой победой мы обязаны преступнику. Тошнит от себя и от вас.

— Надеюсь, иркутские новобранцы вас завтра порадуют больше, — выдал Константин не без иронии.

— А? Уже завтра? — Раздалось усталое от принцессы. — Кость, займёшься?

— Вместе с Ильёй, если только.

— Сговорились?

— Как можно, ваше высочество?..

Подполковник остался последним, кто не покинул пляж. А я уже устал стоять, изображая статую. И гипнотизируя водную гладь, где пропали враждебные отблески.

Похоже, тварь ушла. Нет, скорее, затаилась.

Силы чуть восстановил, уже и крыло второе поползло понемногу с треском, стала турбина формироваться.

— Ха, быстро вы меха растите, товарищ незнакомец, — усмехнулся Константин из кабины. — Сколько частиц эрения в кольце? Четыре? Пять? Кого я обманываю, ведь дело в самом мехе, ведь так? Медведь особенная машина, вам ли не знать.

Как меня только не называли ещё час назад. И вот впервые так вежливо.

Молчу, осматриваюсь. Подумал вдруг, что можно и кристаллы под шумок пособирать. Всё равно далеко не улечу, а в воде утону к чертям собачьим или в лапы скату попаду. Что там эта хитрая фиолетовая тварь задумала, одному Богу известно.

— И где вы пропадали девять лет, господин «Красный медведь»? — Продолжает Константин, явно наседая.

Делая вид, что не слышу, оборачиваюсь на поле брани, где трёх голубых «собак» кромсал. Они уже начали разлагаться, испаряя в воздух кислый дым.

Замечаю, что тварь с раздробленной головой исчезает быстрее. И уже средь заострённых от истончения ледышек виден кристалл. Хм, значит ли это, что сердца у них в голове?

Было бы неплохо знать наверняка. И не ждать, когда всё тело испариться. А доставать сердце сразу.

Наплевав на подполковника, спешу туда. Константин дышит в затылок. И его даже в эфире принцесса уже позвала, а этому хоть бы что. Пытается раздражать меня своим присутствием? Или наблюдает, как быстро я восстанавливаюсь? Физических сил нет, и не понятно, чего он ожидает увидеть.

Да и чёрт с ним. Я слишком устал. Но без трофеев уходить не собираюсь. У меня неделя времени до прибытия поезда в Иркутск. И сегодня вряд ли куда–то уже полечу.

Мехары не побираются по полю брани, вероятно, не знают ценность останков.

Что если и сердце Синего всё ещё на верфи? Погребено под завалами от бомб. Стоит наведаться туда. Ведь то сердце — это гарантированная частица эрения. А здесь, похоже, крохи.

Расковыряв полуразложившуюся черепушку, достаю голубой кристалл выращенными пальцами. Следом, наступив на голову второй твари, дроблю череп. Вынимаю и второй.

Они стали штурмовать остров в лоб, без поддержки с воздуха, без хитрых атак с флангов, без прочих отвлечений. Без весомых сил, пустили своих солдат в мясорубку. И всё это ради того, чтобы потрепать один казачий батальон?

Я бы не удивился, если бы сейчас основная масса вражеских сил обрушилась с Амурского залива на Владивосток. Но эфир спокоен.

— Зачем ты собираешь дьявольское семя? — Раздалось от подполковника позади, который наблюдает за каждым моим шагом. — Оно приносит несчастье, каждый это знает. А с научной точки зрения всё дело в том, что живые оргалиды чуют, где эти семена и приходят в дома глупцов, решивших их присвоить, как драгоценности. Ты будешь их подкладывать неугодным? Руками оргалидов разбираться с нами?

Замираю. Что он несёт⁈

Три кристалла зажимаю в лапе с треском, чуть не поломав от нахлынувшего негодования. В последний момент останавливаясь, ковыляю дальше к туше гусеницы. Константин плетётся за мной.

— А скажите мне, господин «Медведь», что побудило вас спасти меня с того парохода? Почему вы предпочли вытащить взрослого мужчину вместо его детей и жены, запертых в каюте? И на это будете молчать? Или вы не помните тот случай? Что ж, напомню. 1889 год, Охотское море, лайнер Екатерина, шесть часов утра. Вы не дали мне помочь моей семье, вырвали оттуда, считая, что поступаете благородно. Вы не слышали моей мольбы? Или не хотели слышать? Или вы не видели оргалида, утягивающего пассажирский лайнер на дно?

Откуда мне знать мотивы деда, товарищ подполковник. Иду дальше с тяжёлым сердцем.

«Гусеницу» разделываю небольшим выращенным клинком. А этот продолжает с болью:

— Я пошёл в меха–гвардию из–за вас. Чтобы потом вот так посмотреть в глаза человеку, сделавшему за меня выбор.

Вытаскиваю из «гусеницы» целых три кристалла. Ищу дальше, линза в помощь.

Поднимаюсь на пригорок, ошарашивая казаков набежавших в окопы. Они вытаскивают раненных и мёртвых. Фуражки снимают у тел павших товарищей. И мне становится стыдно, что я при них собираю трофеи.

На меня смотрят, как на спасителя, слушая разгорячённые истории уцелевших здесь в месиве.

Я не горжусь собой. Снова презираю. Потому что мне пришло горькое осознание.

Фиолетовый своим войском отвлекал меха–гвардию. Чтобы те отвязались от меня.

Чтобы я утащил свою добычу, он убил здесь несколько сотен