зимнее время, имеют полное право. Но, помимо этого, были унесены картины и другие произведения искусства. Некоторые из них стараниями Ермошина снова разысканы и возвращены. Таким образом, в целом складывается картина довольно значительных разрушений336.

В другой записи Вундер упоминает, что план расположения мраморных статуй, закопанных в парке, находился «в руках СД или архитектора Ермошина»337.

Ермошина после окончания войны арестовали и за сотрудничество с оккупантами приговорили к десяти годам заключения в лагерях; особо отягчающим обстоятельством сочли то, что он не только по принуждению работал на немцев, но и передал им сведения о местах, где хранились произведения искусства. До сих пор не выяснено, действительно ли он, как считали его обвинители, выдал немцам места, где были закопаны скульптуры, тем самым сделав возможным их хищение. Об отношении Ермошина к немецким оккупационным властям и к Советскому государству ничего достоверно не известно. Однако в другом, внутреннем рапорте Вундера, на котором стоит гриф «конфиденциально», есть указание на то, что и Ермошин поначалу связывал с приходом немцев надежды на перемены к лучшему:

Что характерно, Ермошин заявил, что поначалу радовался приходу немцев, которых он знал как народ, понимающий традиции и искусство; он более 30 лет провел во дворце, как бывший царский лейб-гвардеец много натерпелся от красных и питал личную любовь и привязанность к каждому предмету искусства. Но потом многочисленные инциденты описанного рода [т. е. мародерства], в том числе, кстати, и несколько поспешный вывоз графом Сольмсом лучших картин и янтарного кабинета, его разочаровали. Он, очевидно, с пониманием относился к тому, что необходимо в условиях войны, но не к ненужным действиям338.

Вундер, убежденный национал-социалист, в своих донесениях между делом сообщал важные подробности о том, как обращались с ценными предметами. Из его сообщений сегодня можно сделать выводы о местонахождении многих утраченных экспонатов. Кроме того, в донесениях искусствоведов из штаба Розенберга просматривается иерархия предметов искусства, по поводу которой, по-видимому, между ними царило полное согласие: существовала категория объектов высокой ценности, которые должны были быть помечены специалистами (искусствоведами, архивистами, библиотекарями) и защищены от доступа посторонних силами безопасности, обычно СД; они считались собственностью Германского рейха, и на них не могли претендовать частные лица – за исключением членов нацистского руководства. В зоне действий группы армий «Север» ответственность за маркировку, изъятие и сохранение таких предметов лежала на вермахте, конкретно – на Сольмсе. Вторая категория включала в себя менее значительные художественные объекты, картины и иконы. Их полагалось просто собирать, а вывоз в рейх не рассматривался как приоритетная задача. К этой категории, очевидно, относились и предметы, собранные в одном месте Ермошиным. И наконец предметы третьей категории предоставлялись в распоряжение войск: к ней были отнесены ткани, мебель и другие предметы обихода, которые могли пригодиться солдатам, а также мелкие вещи, такие как фотографии и иконы, которые можно было забрать на память. Тут существовала серая зона между молчаливо допускаемым присвоением небольших сувениров и наказуемым мародерством. В целом складывается впечатление, что преднамеренно было вывезено ограниченное количество ценных экспонатов, тогда как многие предметы обстановки и мебель скорее спонтанно использовались на месте, в результате чего были повреждены и куда-то перемещены, а масса мелких вещей, не поддающихся никакому учету, осела в карманах и багаже офицеров и солдат.

Сотрудники Оперативного штаба рейхсляйтера Розенберга в ноябре 1941 года посетили не только Екатерининский дворец: Ермошин провел обе группы и по Александровскому дворцу, где картина, согласно описанию Крузенштерна, была похожая:

Сохранились и в большевистское время демонстрировались в качестве музея парадные покои на первом этаже и гостиные последней царской четы. К сожалению, и здесь во время немецкой оккупации значительная часть мебели пропала. <…> Архитектор Ермошин, хорошо знавший дворец в царские времена, служит нам приятным гидом и подробно рассказывает о каждой комнате и о том, для чего она служила, где царь и царица сидели, принимали гостей или работали. <…> Не без горечи Ермошин показывает нам гигантский диван, который был покрыт ценной ковровой тканью – подарком бухарского хана; это ценное покрытие солдаты срезали ножами. В опочивальне царской четы и в маленькой молельне по соседству с ней у императрицы, как утверждается, было на стенах более 2000 маленьких икон, частично имеющих большую ценность. За исключением небольшого остатка, сложенного на одной полке, наши солдаты и офицеры [по словам Ермошина] все растащили339.

Вывоз предметов искусства летом 1942 года

В первой половине 1942 года части, занимавшие город Пушкин, несколько раз менялись. В феврале на смену частям полицейской дивизии СС прибыла так называемая «Боевая группа Еккельна» – подразделение СС под командованием Фридриха Еккельна, высшего руководителя СС и полиции на территории северной части СССР, который до этого сыграл активную роль в массовых убийствах евреев на Украине и в Прибалтике; в состав этой боевой группы входил, в частности, 102‐й резервный батальон полиции, сформированный в Гамбурге340. Весной и летом 1942 года на этот участок фронта перебросили также 2‐ю бригаду СС и Добровольческий легион СС «Норвегия»; они относились к 50-му армейскому корпусу, штаб которого располагался в Гатчине и подчинялся 18‐й армии. Кроме того, в Пушкине недолгое время стояли австрийские горные стрелки (5-я горная дивизия).

Ответственным за охрану произведений искусства во всей зоне действия группы армий «Север» оставался Сольмс, хотя сам он, пострадав в серьезной аварии, с конца осени 1941 по март – апрель 1942 года в этой зоне не находился. Однако документально подтверждено присутствие в Пскове, где находился штаб службы охраны произведений искусства, переводчика и реставратора Акселя Шпонхольца, историка Вернера Хальвега и искусствоведа Хельмута Перзеке. Сотрудники Оперативного штаба рейхсляйтера Розенберга тоже появлялись то там, то тут в этом регионе. Карл-Хайнц Эссер и Герхард Штёве еще раз посетили дворцы в феврале; согласно их рапорту, там мало что изменилось со времени их последнего посещения в ноябре. В Екатерининском дворце они искали четыре картины Гюбера Робера, французского художника XVIII века, о которых слышал Эссер. Эти крупноформатные картины со значительными повреждениями все еще висели на парадной лестнице341. Из-за их размеров Эссер и Штёве не смогли вывезти их в Гатчину, как планировали, и попросили СД взять эти картины на особое хранение. Остатки дворцовой библиотеки также остались в руках СД342. Весной Оперативный штаб рейхсляйтера Розенберга получил разрешение от штаба группы армий «Север» разместить в Пушкине свой передовой отряд. Командовал им Штёве, его поддерживал из Риги и Таллина Вундер, который, в свою очередь, координировал