Шрифт:
Закладка:
Каждое утро, прежде чем разбудить меня, он обходил свой участок по периметру, осматривая лужайку, несколько деревьев и длинную грунтовую дорогу, усыпанную белоснежным гравием. У дома было два крыльца, по одному с каждой стороны, и он любил, чтобы их подметали, а водосточные желоба всегда очищали от мусора, потому что в этой части страны штормы бывают сильными. Сержант Джек не выносил ни мусора, ни пыли, ни сорняков. Все должно быть безупречно.
Ежедневный список задач всегда состоял не менее чем из десяти заданий. Иногда он растягивался до двадцати. Первым делом утром нужно было подмести оба крыльца, переднее и заднее. После этого нужно было достать грабли, собрать и упаковать все опавшие за ночь листья. Весной и летом это не составляло большого труда, но осенью, когда листья превращались в кучу, на это уходили часы.
Влажным летом в Индиане живая изгородь и трава росли как сумасшедшие, поэтому приходилось вручную выстригать газон в идеальную сетку и почти ежедневно подстригать все живые изгороди. Летом сорняки всегда были проблемой, и как только они начинали пробиваться сквозь гравий на подъездной дорожке, мне приходилось вставать на колени и копаться в грязи, чтобы выдернуть этих ублюдков. Гравий впивался в мою кожу, оставляя царапины и синяки. Поначалу это не сильно отличалось от отдирания жвачки с пола катка. В те первые недели я воспринял задания сержанта Джека как знак того, что, где бы я ни жил и с кем бы я ни жил, мне обязательно придется пострадать от рук хулигана. Мой израненный юный разум был глубоко погружен в цикл "горе мне".
Как и мой брат. Он недолго прослужил в отряде сержанта Джека и довольно быстро отступил в Буффало. Безумно приятно думать, что Буффало казался лучшим вариантом. Я никуда не собирался, но это не значит, что мне это нравилось. Поначалу я презирал этого человека и пытался бунтовать. Он приходил и тряс меня, а я не двигался. Тогда он плеснул мне в лицо водой, и я тоже не выдержал. Если я все равно не вставал, он подходил к моей кровати с металлической крышкой от мусорного ведра и бил деревянной ложкой прямо по уху, пока я не вставал и не шел в гараж за заказами.
Я еще не понимал, что сержант Джек - это не Траннис. Он был моим мистером Мияги. Не в том смысле, что каждое задание сопровождалось конкретными инструкциями или что эти инструкции проявлялись в навыках, которые обеспечивали спасение на турнире по каратэ. Он никогда не сидел сложа руки и не говорил: "Я учу тебя быть ответственным молодым человеком". Тем не менее я получил ценные жизненные уроки.
Многие из нас встречают в своей жизни людей, подобных сержанту Джеку, - старших или учителей, которые отказываются говорить нам то, что мы хотим услышать, в том виде, в каком мы хотим это услышать. Когда вы эмоционально травмированы, как я, любой жесткий взгляд или грубый ответ, любой приказ или предписание могут восприниматься как личное нападение, и часто мы отгораживаемся от них в ущерб себе. Мне потребовалось много времени, чтобы понять, что в подходе сержанта Джека или в его списке не было ничего личного. Все это было сделкой.
Его дочери - моей матери - нужно было где-то остановиться, а в реальном мире жилье не бывает бесплатным. Для сержанта Джека этот ежедневный список заданий был ночным счетом, который нужно было оплатить. Моя мама не придавала этому значения. Она была занята: у нее была полная нагрузка по учебе в местном университете и две работы на полставки - такой график она сохраняла в течение следующих шести лет, пока не получила степень магистра. Счет придется оплачивать в поте лица.
Как только начинались занятия, моя работа делилась на до и после уроков, и передышка случалась редко. После возвращения домой на первом месте стояли школьные дела. Затем я должен был правильно выполнить все задания из списка, прежде чем мне разрешат поиграть в баскетбол с друзьями. Поначалу я понятия не имел, что для старика означает правильное выполнение того или иного задания. Единственной прямой обратной связью от него был кивок с прямым лицом, означавший одобрение, или покачивание головой, означавшее: "Попробуй еще раз".
Я видел это чертовски часто. Его обреченное покачивание головой преследовало меня в кошмарах, где я косил газон, который не переставал расти, выходя из-под контроля, или пытался очистить водосточные желоба, окантованные пильными лезвиями, которые грозили отрубить мне пальцы.
При прочих равных условиях я предпочитал находиться снаружи. Большую часть дома я считал запретной зоной, потому что, как бы плохо ни относился ко мне сержант Джек, я предпочитал его Морне. Она тоже была смешанной расы и при необходимости могла сойти за белую. Она отмечала этот факт, рассыпая вокруг слова на букву "Н", как дезинсектор из "Эколаб", охотящийся за тараканами. Чаще всего ее любимое слово падало на мою голову. Сколько бы расистов я ни встретил в Бразилии, никто не называл меня "ниггером" чаще, чем милая бабушка Морна, что только усиливало ощущение, что я их личный раб.
Проходили месяцы, а тирания не ослабевала. К тому времени я уже точно знал, чего от меня ждет сержант Джек. Я умел косить траву, сгребать листья и мыть машины так, как он хотел, но мне было жаль себя, потому что мало кому из моих друзей приходилось выполнять работу по дому, не говоря уже о ежедневном выполнении списка заданий военного образца. К тому же мои бабушка и дедушка до сих пор не проявили никакого сочувствия к тому, что мне пришлось пережить за первые восемь лет жизни.
Очевидно, они меня не понимали. Меня поселили в их гостевой комнате с устаревшей мебелью и обоями. У меня не было баскетбольных плакатов на стенах. Мне не дали ни игрушек, ни крутых кроссовок, ни стереосистемы. Приложили ли они хоть какие-то усилия, чтобы сделать эту комнату более удобной для ребенка? Да ни черта! И единственным способом отомстить им было то, что я делал халтурную работу вместо того, чтобы усердно трудиться над важными делами дня. Разумеется, я только наносила вред себе.
Если я не успевал закончить до ужина,
