Шрифт:
Закладка:
Киш была прямо за мной. Она закрыла дверь и заперла ее, сорвала покрывало с кровати и расстелила его на полу рядом со мной. Затем она постаралась переложить меня на покрывало, чтобы создать хоть какое-то подобие комфорта. Она и не подозревала, что из-за ее внимательности мне было совсем не комфортно.
Киш - такая аккуратистка, что это граничит с ОКР. Пыль, грязь и возможные микроорганизмы вызывают у нее повышенную тревогу. Она первая комментирует, когда в воздухе витает что-то нечистое, а от меня пахло, как от старой собаки, которая повалялась в дорожном мясе. Мои ноги и ступни были покрыты грязью и кровью, ногти измазаны грязью. Паста из грязи и пота покрывала мою кожу от пальцев до головы. Дыхание было учащенным, прогорклым и неглубоким, а легкая дрожь, которая была заметна Киш в машине только потому, что она внимательно следила за происходящим, превратилась в пронизывающую до костей дрожь. Затем мой кишечник застонал, и я понял, что скоро все станет намного хуже.
Для меня в этом не было ничего нового. Начиная с моего первого ультрамарафона "Один день в Сан-Диего", после каждого 100-мильного забега я испытывал прилив боли и страданий, а также унизительную потерю контроля над основными функциями организма. Киш это знала, но никогда не испытывала на собственном опыте, и я переживал, что она не справится с этим.
Мы оба очень разные люди. Киш не любительница активного отдыха. Если бы не я, она никогда бы не услышала о Leadville. Ее представление о развлечениях - это провести день на площадке для пиклбола или на поле для гольфа или расслабиться на пятизвездочном курорте. Она чертовски ханжеская. Я - зверь из другой эпохи, но когда речь заходит об упорном труде и дисциплине, тут мы сходимся. Она постоянно занимается в тренажерном зале, на дорогах и тропах, упорно занимается бизнесом и понимает мою преданность делу так, как ни одна другая женщина - ни один другой человек в моей жизни - никогда не понимал.
И все же, если не считать той ночи в нэшвиллской скорой помощи, она видела во мне лишь человека, способного вынести и выдержать практически все, практически без посторонней помощи и зачастую без сна. Я редко показывал ей свою уязвимость, так как же она будет относиться ко мне, когда увидит, что я даже не способен вытереть собственную задницу? Стыдясь и смущаясь, я рассказал ей о том, что сейчас произойдет, и она выглядела в ужасе.
"Подожди, Дэвид! Только не на одеяле!"
"Что?" спросил я в бреду.
"Пододеяльник". Должно быть, я выглядел чертовски растерянным, потому что никогда не слышал слова "пододеяльник" за всю свою поганую жизнь. "Знаешь, одеяло кладется внутрь пододеяльника". Киш выглядела измученной, пока трясла подо мной белоснежное постельное белье, которое, к ее ужасу, насквозь пропиталось моим поганым послегоночным маринадом. "Ты прямо сейчас на нем лежишь!"
"Вы имеете в виду одеяло?" спросила я. Не ответив, она выбежала из комнаты и вернулась с черным мусорным пакетом, который расстелила между мной и драгоценным одеялом, как открытый подгузник. Только после этого она стянула мои шорты до бедер. Мои кишки разжались, и вокруг нас поднялась нечестивая вонь.
Как и предполагалось, ей пришлось вытирать мне спину, потому что я не мог двигаться, а потом она помогла мне подняться на колени, чтобы я мог помочиться в какую-то дорогую декоративную стеклянную фруктовницу, которую она нашла наверху на кухне, пока она стискивала зубы и думала о том, как это может отразиться на рейтинге ее Airbnb.
После всего этого, после того как она сняла с моих ног туфли и носки, привела меня в порядок, как могла, и укутала в это гребаное одеяло, мои глаза закатились за обвисшие веки. Я не спал. Я пыталась насладиться неконтролируемой дрожью, грязью, собственной тошнотворной вонью и множеством вкусов боли.
В сгибательных мышцах бедра возникла жгучая агония. Единственный раз, когда я чувствовал что-то подобное, был в ночь на среду моей второй Адской недели, когда меня разбудили после пятиминутного сна на пляже. Все остальные члены моей лодочной команды дрыхли целый час, но только не я. Псих Пит, инструктор, которого я ненавидел больше всех, хотел получить частную аудиенцию. Помню, как я пыталась встать, когда этот маньяк стоял у меня перед носом. Ощущение было такое, будто мои бедра зажаты в тиски. Единственное, что могло облегчить пульсацию, - это свернуться в позу эмбриона, что я и сделала в Брекенридже, спотыкаясь о том, что боль способна вернуть вас в прошлое, как ничто другое. Когда я лежал там, дрожа и потея одновременно, я мог поклясться, что вернулся на остров Коронадо, мокрый и песчаный.
Киш была в ужасе. Она наблюдала за мной, засекала время моего аритмичного дыхания и слушала, как гремят мои кости, мысленно прикидывая возможные варианты развития событий. Был ли у меня шок? Может, у меня какая-то высотная реакция? Брекенридж находится на высоте 9 600 футов. Она опасалась, что мое состояние может быстро ухудшиться. Но меня это не волновало. Я знал, что это мой старый друг, срыв. Моя последняя фаза ультра.
Когда я впервые участвовал в соревнованиях на выносливость, я любил фазу срыва, потому что страдания заставляли меня чувствовать себя живым и напоминали о том, что я выложился на полную. В этот раз я не испытывал такого же удовольствия, но знал, что срыв - это побочный продукт напряженной работы и что если я исследую глубины своего разума, то найду ценные уроки, которые, как правило, выплескиваются наружу при любой разгадке. Большинство людей предпочитают избегать подобных срывов, потому что страдания могут быть настолько непреодолимыми, что это может навсегда оставить в вас след. Я же принимаю срыв и приветствую шрамы. В рубцовой ткани чертовски много информации.
Шрамы - это доказательство того, что прошлое реально. Физические шрамы никогда не исчезают, и когда вы смотрите на них, они могут вернуть вас в определенное место в прошлом. Но рубцовая ткань, которая образуется вокруг старой травмы, слаба. У профессиональных бойцов, которых тысячи раз били по лицу, кровь течет быстрее, чем у тех, кого никогда не били. Если вам нанесли глубокий порез, вы навсегда
