Смородник цокнул языком:

– А ты-то сам чего один в дороге? Неужто Боярышник выгнал?

Ирник рассмеялся:

– Погнал, да не так, как тебя. Мы закольцевали Топи – весь удел под нашей ратью. Скачу обрадовать Матушку Сенницу. А то в последнее время её чаще расстраивали.

Последнее слово он произнёс с нажимом. Смородник сдвинул чёрные брови и сделался ещё мрачнее, чем был.

– Ты-то это, – Ирник крутанул пальцем в воздухе у своего рта, – тряпку у неё вытащи. От жажды помрёт ведь. Со всех сторон будет жаль. Мёртвую нежичку не покажешь, а с мёртвой девкой не развеешься.

Он вскочил на коня, насмешливо кивнул Мавне и поскакал вперёд, обгоняя Смородника.

– Скажу Сеннице, что видал тебя. Ну, удачи с нежичкой, Ми-ирча.

Ирник хохотнул и пришпорил коня так, что у того из-под копыт взметнулась дорожная пыль. Минута – и всадника почти не было видно.

Мавна смотрела, как напряглась спина Смородника и как он сперва хотел стегнуть коня, но передумал; потом как-то суетливо потянулся за ножом и снова остановил себя. Наконец он спешился, размашистым шагом подошёл к Мавне и выдернул тряпку у неё изо рта. Язык и дёсны словно обожгло, стало сухо-сухо, и Мавна закашлялась.

– Держи, – буркнул Смородник, протягивая ей свой бурдюк.

Вспомнив, что руки у неё связаны, он вынул пробку и сам плеснул Мавне в рот. Вода пахла шалфеем и свежим сеном, холодная, будто только что из ручья. Мавна чуть не захлебнулась, но Смородник стал лить осторожнее и даже не отнял бурдюк, пока она сама не отвернулась, напившись. Платье на груди и жилетка теперь стали мокрыми.

– Пожалуйста, – процедил Смородник, не дождавшись благодарности.

Мавна зыркнула на него с ненавистью.

– Было бы за что благодарить.

– За жизнь стоило бы. Хотя можно ли назвать тебя живой? – Он вновь забрался в седло и слегка сдавил бока коня пятками. – Но если будешь кричать или звать своих, снова заткну рот.

– Я не нежичка, – беспомощно выдавила Мавна, но Смородник либо её не услышал, либо решил не верить ни единому её слову. Повторять она побоялась: всё-таки угроза звучала весомо, а идти с тряпкой во рту совсем не хотелось.

Конь пошёл шагом, и Мавна вновь поплелась по дороге, уже приноровившись к своим связанным ногам. Оставалось надеяться, что следующим встречным на пути будет не чародей, а простой человек, которому не чуждо сострадание.

* * *

– Я сейчас вернусь, – бросил Илар Айне и вытер руки.

Близился обед, а Мавна так и не спустилась в пекарскую. Надо бы проверить, как она. Хотя Купава очень настойчиво просила не беспокоить…

На его стук никто не открыл. Илар недоумённо хмыкнул и толкнул дверь плечом.

Мавны не было. Ни в постели, ни где-то ещё. Как и части её вещей.

Илар растерянно замер посреди комнаты. Крутанулся вокруг себя. Ещё раз осмотрел кровать. Заглянул в сундук. Зачем-то выглянул в окно. Запустил пятерню в волосы.

– М-Мавна, – выдавил он сквозь зубы.

В сердцах пнул сундук и выскочил во двор.

У пекарской стояла очередь, но Айна бойко справлялась.

– Илар? – окликнул его Мальвал. – Мы хотели договориться о дозоре.

– Потом.

Казалось, голова разорвётся от всех мыслей: возмущённых, злых, негодующих. Как она могла? Как они обе могли?!

Илар пробежал улицу насквозь и бросился дальше, через пустырь, ко двору кузнеца.

– Купава! – яростно окликнул он.

Пробежал мимо курятника, сшиб полупустое ведро и, не оглядываясь, вбежал в коровник.

– Купава!

– Ошалел? – к нему вышла мать Купавы. – На речке она. Бельё стирает. – И окинув Илара озабоченным взглядом, спросила: – Случилось что?

Он отмахнулся и кинулся к реке.

К воде вёл крутой спуск, обычно утоптанный, но сейчас размокший от влаги и скользкий, как ледяная горка зимой, но стирали бельё всей деревней именно здесь: тут было достаточно глубоко и не мешала водная растительность, не цеплялась тина, как в других местах. Илар издали заметил, что Купава была не одна, с ней пошли ещё несколько девушек, и у реки стоял гам: то тянули песню, то хохотали, то взвизгивали, ступив в холодную воду глубже, чем хотели.

Илар остановился, не доходя до спуска, чтобы не поскользнуться на грязной тропке. Сердце грохотало в ушах, и он несколько раз глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться. Нельзя говорить с Купавой в такой ярости. Ярость дурманит мысли – так часто повторяла мать. Если Купава соврала, он поймёт это и укажет ей. Но только когда успокоится.

– Илар, иди к нам! – крикнула одна из девушек и помахала рукой. Кажется, Илар пару раз видел её на улице с Мавной, да и за хлебом приходила – если он ничего не перепутал, её звали Ива.

– Позови Купаву, – попросил он и отошёл под ракитовый куст.

Он слышал, как Ива что-то говорит, как смеются девушки, как плещется вода. Илару хотелось занять себя чем-то, хоть бы бесцельно ходить кругами или ударить несколько раз кулаком в берёзовый ствол, но он сдерживался. Глубоко вдыхал сквозь сжатые зубы, отсчитывал до трёх и медленно выдыхал. Если Купава что-то знает, она может сбежать, пройдя вдоль берега. И даже если поднимется к нему, то испугается и не станет говорить, когда увидит ярость Илара. Он хмыкнул: про него и так говорили всякое – что слишком горяч и скор на расправу, что сперва машет кулаками, а потом думает головой. Купава может решить, что и ей перепадёт. Илар крепко прижал ладони к лицу и тряхнул головой. Хватит. Нужно успокоиться.

– Илар?

Он убрал руки и увидел Купаву. Она поднималась по тропке, подперев бедром корзину с выстиранной одеждой. Купава двигалась осторожно, с опаской, то ли чтобы не поскользнуться, то ли боялась самого Илара.

– Где Мавна? – глухо спросил он.

Купава поднялась на берег и остановилась чуть в стороне, насторожённо и внимательно вглядываясь ему в лицо. Илар заметил, что она была бледнее обычного.

– Мавна?

– Не прикидывайся. Её нет дома. И не было с утра. Ты знала, так? Когда приходила.

Купава перехватила корзину, сильнее выгнув бедро. Платье она туго подпоясала на талии, и Илар вспомнил, что эту ткань – тёмно-синюю в мелкий жёлтый цветок – его отец привозил с торга по просьбе кузнеца.

Купава быстро обернулась на реку и прошла дальше, за деревья, где их точно не услышали бы. Илар рванулся следом. На миг ему захотелось схватить её за локоть и развернуть к себе лицом, чтобы не смела отворачиваться и сказала всё как есть, но смог сдержаться.

– Я просила не ходить