– Ты и так останешься рядом. Пообещай, что не дашь мою дочь в обиду, если викинги меня убьют.

Он как-то странно на меня взглянул.

– Поклянись на кресте.

Эдвард дотронулся до серебряной цепочки на груди.

– Клянусь, миледи.

Оставив его размышлять о священной клятве и ее последствиях, я неторопливо пошла к пляжу. Изящно вышагивать по ненадежному песку было непросто, но, кажется, мне это удалось. Олаф вышел навстречу: его тяжелую походку сырой прибрежный песок ничуть не затруднял.

– Олаф Трюггвасон. – Я протянула руку для поцелуя.

– Гормлат, – улыбнулся он. – Я прибыл на тинг по совету Сигурда Толстого, но местные и понятия не имеют, о чем я.

Я покачала головой с легкой усмешкой:

– Здесь не собирают тингов, Олаф. Нортумбрия – христианская страна, где не в почете языческие традиции.

– Тогда зачем же я приплыл? – спросил Олаф после небольшой паузы.

– Затем, что нужен мне именно здесь.

Его голубые глаза какое-то время изучали мои. Затем Олаф все так же молча взглянул на Эдварда, его воинов и раскинувшиеся позади холмы.

– Вальтеоф послал лишь два десятка воинов. Это не уловка. Никакой армии в кустах ты не найдешь.

– Тогда прошу: объясни, чего тебе нужно?

– У меня к тебе предложение. Если согласишься, то все замечательно.

Олаф скрипнул зубами:

– А если не соглашусь?

– Давай пока не будем об этом. Мое предложение – тема куда более интересная.

Олаф фыркнул и сложил руки на груди. Какой немногословный. Как знать, он еще может мне понравиться.

– Ты уже знаешь, что моей приемной дочери Гите нужен супруг. После смерти ее первого мужа, эрла Нортумбрии, она вправе претендовать на небольшое состояние, но пасынок Гиты, лорд Вальтеоф, не позволяет ей забрать вдовью долю. Они желают выдать ее за собственного родича, а он… едва ли завидный жених.

– Это она гостила с тобой на Оркни? – Олаф пожал плечами. – Большие груди, унылая рожа.

– Кажется, во время нашей последней встречи ты и сам едва ли радовался жизни.

– У меня тогда только что умерла жена.

– А у нее – муж.

Олаф фыркнул:

– Моя жена была известной красавицей, женщиной изящной и остроумной. А муж Гиты – дряблым мешком с дерьмом.

– Пожалуй, что так. – Я гордо выпрямилась. – Честно признаюсь, что ничего не могу поделать с ее унылой рожей. Возможно, удача улыбнется тебе. Ну а если нет, неужели тебя не утешат ее большие груди?

– Большие груди есть и у шлюх.

– И много детей тебе нарожают шлюхи? – ухмыльнулась я. – Напомни-ка… сколько сыновей у вас с покойной женушкой?

Олаф молча стиснул зубы, а щеки его покрылись румянцем.

– Значит, ты предлагаешь мне молодую женщину с внушительным приданым, большими грудями и унылой рожей, которая способна родить законных наследников. Какая щедрость. Полагаю, ты захочешь что-нибудь взамен?

Однако, забавный малый. По низкому бесцветному голосу Олафа было непросто судить, заинтересовало ли его мое предложение. Я подошла ближе, чтобы нас не услышали его воины.

– Помоги моему сыну Ситрику Шелкобородому стать королем Дублина.

Олаф цокнул языком:

– Я не могу просить о таком своих воинов. Их родичи торгуют с Иваром.

– Тебе не придется сражаться с Иваром. Этим займется мой сын. Торговые соглашения Дублина с семьями твоих воинов останутся в силе. Более того, в знак дружбы Ситрик снизит им налоги.

– Если ты не хочешь, чтобы мы сражались, чего же тебе от меня нужно? – прищурился Олаф.

– Отправляйся в Дублин с новой невестой и пробудь там два года, до зимы.

Олаф покосился на воина, стоящего по правую руку от него, а затем взглянул на Бамбургскую крепость.

– Зачем?

– Когда Ситрик победит Ивара, верховный король Шехналл попытается заставить его продолжать платить эрек, назначенный после смерти Глуниарна. Ситрик откажется повиноваться. Не пройдет и месяца, как Шехналл явится в город во главе войска, чтобы настоять на своем. Но увидев в Дублине тебя и твоих воинов, верховный король не осмелится напасть.

Олаф погладил бороду мозолистой рукой:

– Сигурд обо всем этом знает?

– Нет. Если он приведет войско в Дублин, чтобы помочь Ситрику, то сам захочет завладеть городом.

– А я – нет? – Олаф расплылся в хитрой ухмылке.

– Нет.

– Очень уж ты в этом уверена.

– Уверена.

Он рассмеялся, обнажая прямые зубы: в стройном ряду не хватало лишь одного. Тем лучше для Гиты. Я шагнула еще ближе. Олаф пах морем: солью, потом и грязью.

– Ты желаешь Нортумбрию, а не Дублин, – прошептала я ему на ухо. – Вот почему ты послушался совета Сигурда и приплыл сюда. В Гите тебя привлекает не ее золото, не грустное лицо и даже не большие груди. Она многое знает о стране, которую в свое время не сумел покорить твой дед, потому что оказался слишком слаб.

Смех Олафа стих, а пальцы вцепились в рукоять секиры. Едва заметно приподняв руку, я дотронулась до кончиков волос, доходящих мне до пояса. Я чувствовала на себе пристальный взгляд Эдварда. Хватило бы одного взмаха, чтобы его лучший стрелок поразил сердце Олафа.

– Как ты смеешь оскорблять моего деда, – прошипел Олаф.

– Я просто говорю правду. Достало бы у него сил завоевать Нортумбрию, сейчас здесь правил бы не Вальтеоф. – Я выдержала его взгляд и только потом выразительно осмотрела рельефные мускулы его рук. – А вот ты отнюдь не слаб. Ты сумеешь покорить эту страну. Гита расскажет тебе, где расположены крепости, сколько воинов их защищает, каких тэнов стоит опасаться. Кто из них предан Вальтеофу, а кто – нет.

– Может, мне лучше жениться на тебе?

Настала моя очередь расхохотаться.

– Я тебе не подхожу. Такому мужчине, как ты, нужны сыновья, а я уже слишком стара, чтобы понести. Гита моложе меня, а еще она – законная дочь Амлафа Рыжего. Куда более завидная невеста, не находишь?

– И сколько же тебе лет? – прищурился Олаф. – Тридцать пять? Тридцать шесть? Ты молодо выглядишь. Уверен, ты способна понести еще не единожды.

Мое сердце забилось чаще, словно я вновь услышала прощальные слова матери. Она хотела, чтобы к этому дню я уже оказалась в Аквитании или Бургундии – там, где меня никто не знал. Люди не могли не замечать, что у меня нет ни морщин, ни седины. Как же скоро они начнут задавать вопросы?

Усилием воли отогнав прочь ее наставления, я опустила голову и притворилась, что комплимент Олафа вогнал меня в краску.

– Ничто так не старит женщину, как тяжелая работа и роды. К счастью, мне почти удалось избежать и того и другого.

Олаф кивнул: значит, моя хорошо отрепетированная фраза по-прежнему работала. Я глубоко вздохнула и попыталась собраться