– Как тебя зовут?

Вопрос удивил юношу, и он принялся озираться по сторонам – не иначе как в поисках моих несуществующих спутников, пришедших его подразнить. Осознав, что мы одни, он вновь улыбнулся:

– Леон. А тебя?

– У рабов нет имен… но мама звала меня Ойне. – Я протянула руки к огню, наслаждаясь близостью открытого пламени. – Я к вам приплыла сегодня вечером.

Он взглянул на корабль, стоящий на якоре в лонгфорте.

– Значит, твоя хозяйка – ирландская королева?

– Нет. Мой хозяин – воин по имени Фальк.

Отломив кусок хлеба, Леон протянул его мне. Я взяла хлеб и уселась рядом с ним.

– А ты тоже раб?

Он кивнул:

– Сигурд напал на мою деревню в Сицилии, но я тогда был совсем маленьким и уже ничего не помню.

– Тебе здесь нравится?

– Здесь не так плохо. – В его голосе послышалась нарочитая беззаботность, и я молча ждала, пока он продолжит. Несколько мгновений спустя Леон обнажил меч. – Если я проявлю себя во время летних набегов, Сигурд меня вознаградит. Может, однажды я даже смогу построить собственный дом и найти жену. – Еще раз взглянув на клинок, он снова сунул его в ножны. – А ты? Нравится тебе твой хозяин?

– Не очень-то.

– А ирландская королева правда такая красивая, как все говорят?

– Не мне о том судить, – пожала плечами я.

Леон уставился на меня большими серьезными глазами.

– Вряд ли она такая же красивая, как ты.

Рассмеявшись, я схватила пару поленьев и бросила их в костер. Протянув руку, я дотронулась до огня волшебной силой, и языки пламени тотчас вспыхнули, становясь жарче и выше. Глядя на них, я думала о танцующих девушках на дублинских языческих торжествах.

Леон, казалось, ничего не заметил. Он продолжал неотрывно смотреть на меня.

– А сбежать ты не хочешь? – прошептала я.

– Нет. Я не знаю куда… Да и жизнь эта… Ну, я к ней привык.

Я молча наслаждалась жаром костра, пробирающим до самых костей.

– А ты? Хочешь сбежать? – шепотом спросил он.

– Я тоже не знаю, где мой дом.

– Тогда чего ты хочешь?

В его карих глазах сверкали красные искорки пламени, а высокие скулы оттеняли нижнюю часть лица. На темной коже и темных волосах блестел лунный свет.

– Прямо сейчас я притворяюсь. У меня сто разных лиц для ста разных людей. А вот чего хочу я сама? – Я провела языком по нижней губе. – Прямо сейчас я хочу одного.

Леон неотрывно смотрел на меня, подняв бровь и приоткрыв рот. Я медленно подступила ближе, едва не касаясь щекой шеи юноши, и скользнула пальцами по его тунике. Он задержал дыхание, но мы стояли так близко, что я отчетливо слышала, как колотится сердце юноши. Подняв голову, я поймала его взгляд, обращенный на меня.

– Чего же? – едва слышно спросил он.

Медленно ухмыльнувшись, я прижалась губами к его уху.

– Наслаждения.

Остров Феннит, 992 год

Фоула

почти взлетела по лестнице, ведущей в комнату Томаса. Подбежав к его столу, я смела на пол гору свитков.

– Да как ты посмел!

Лицо Томаса оставалось бесстрастным.

– Я был верен принципам Нового соглашения.

– Ты верен только своим прихотям!

Проснувшийся Шенна захлопал крыльями и уставился на меня, как на паука: со смесью отвращения и голода. К его лапе был привязан толстый свиток. Ворон наверняка должен лететь с посланием к одному из Потомков, наблюдавших за смертными из монастыря, но слишком уж он любил послушать, как мы спорим.

– Прихотям? – невозмутимо повторил Томас. – Даже и не вспомню, когда потакал им в последний раз.

– Не лги. Ты всегда ненавидел Роунат.

Он мягко постучал пальцами по краю стола и опустил ладонь на столешницу.

– Не понимаю, чем ты так расстроена. Тебя поддержали четыре хранителя, и я охотно согласился с решением большинства. В отличие от твоей сестры, которая столь нагло попрала принятые нами законы.

– Хоть у кого-то в Совете есть головы на плечах.

Я выпалила эти слова прежде, чем успела хорошенько их обдумать. Мои слезы давно уже высохли: осталась лишь чистая ярость. И чем жарче я горела, тем холоднее становился Томас. Так происходило всегда, и этот случай не стал исключением.

Он вздохнул, наклонился и подобрал свитки с пола.

– Жизни твоей сестры ничего и никогда не угрожало. Мы вынесли приговор еще до суда и вместе условились, как будем голосовать.

– Но зачем?

– Какой урок усвоили остальные Потомки после суда над Роунат? – Томас отвлекся от книги, и его темно-зеленые глаза посмотрели прямо на меня. – Того, кто нарушит законы, ждет смерть.

– Или изгнание.

Он наградил меня многозначительным взглядом.

– Одна лишь Роунат достаточно глупа, чтобы нарушить закон не из-за жажды власти. Но если другие Потомки задумывались о том, чтобы оказывать влияние на смертных в корыстных целях, теперь они узнали наверняка: пощады не будет.

– Значит, вы просто использовали мою сестру?

Томас покачал головой:

– Я так не считаю. Я сделал для нее все, что мог, но другие хранители не соглашались ни на какой приговор, кроме изгнания. Только ради тебя я молил их смягчить наказание. Впрочем, ты редко понимала, чем мне приходится жертвовать по твоей вине.

Я не сводила с него глаз. В этот раз я не позволила воспоминаниям об Ифе и нашем совместном прошлом затуманить рассудок. Во время суда у меня кровь застыла в жилах, когда Аффрика пошевелила пальцами и едва не подняла руку. Она лишь в самую последнюю секунду решила, как голосовать.

– Ты лжешь.

Томас вздрогнул и стиснул челюсть. Раньше я никогда его в этом не обвиняла. Я всякий раз отбрасывала сомнения, уступала, безропотно соглашалась с ним… и просила прощения.

– Если ты так правда считаешь – что же, пожалуйста. – Его голос вновь стал бесстрастным. – Надеюсь, когда ярость утихнет, ты поймешь, что я тебе не враг. – Он указал на кресло, стоявшее рядом со столом. – Присядешь? Нам нужно обсудить еще кое-что.

– Не сейчас. – Я резко развернулась и направилась к лестнице.

– Речь не о личных вопросах, а о делах Совета. Боюсь, я настаиваю. – Он вновь ткнул пальцем в кресло.

– Нет.

– Хорошо, – произнес он, когда я уже собралась спускаться. – Ступай, если не желаешь обсудить, как поступить с ребенком Роунат.

Я замерла на месте, и он взглянул на меня с кривой ухмылкой.

– На стуле будет удобнее. – Он вновь указал на пустое сиденье, но я не сдвинулась с места. – Что же, тогда я начну. – Томас взял со стола один из свитков. – У меня есть для тебя поручение. Справившись