Глава 9

СССР, Кольский полуостров. Хибины – Ловозеро. 12 августа 1941 года

Шульга зевнул тот момент, когда унтер-офицер Вирт возник у тела убитого им немецкого диверсанта. И когда вдруг увидел над трупом его долговязую фигуру, ему стало не по себе.

«Что ж ты, Санек! Варежкой зевать тебе сейчас никак не годится! А ну вот так бы сейчас к тебе подкрались…»

Он передернул плечами, на всякий случай оглянулся, и волосы встали дыбом у него под пилоткой – что-то темное мелькнуло из-за камня и кинулось к нему. Он дернул рукой к поясу, но кто-то припал рядом на камни и зашептал прямо в ухо:

– Тиха, Санька! Это я, Гаврила, пришел.

Готовый проткнуть извлеченной финкой приземлившееся рядом тело, Шульга дрожащей рукой отвел острое лезвие от бока старика Гаврилова.

– Уф-ф-ф! Носит тебя старого… смерти ищешь?

– Зачем смерть? Смерть моя рано не приходи. Смерть немесу, однако, приходи, – едва слышно ответил старый шаман Гаврилов, отец его зазнобы Полинушки.

– Franz! Kom hier![19] – донесся снизу голос.

Еще один солдат вышел из укрытия. Вчетвером они взяли тело своего товарища, уложенное на плащ-палатку, и понесли. Офицер с пистолетом в руках еще долго вглядывался в окрестности. Но вот и он исчез за поворотом.

Шульга взялся за старика:

– Ты почему здесь? Где Полина, ты ее видел?

– Видел, видел! Девка говори – иди к Санька Шульга, его за немеса ходи! Ему помогай надо. А девка наших солдат пошла звать.

– А как ты понял, что я здесь, на скале?

– Твоя смешной, однако! Я смотри – где немес? Внизу немес. Где Санька? Моя думай, Санька – охотник, должен вверх ходи. – Старый шаман невозмутимо посмотрел на Шульгу, а потом вновь зашептал: – Моя думай, плохая немес сюда ходи.

– Все они плохие, где ты хороших фрицев видел? Сейчас вот пойдем следом и сделаем так, чтобы их меньше стало. – Он был рад приходу старика, но не время было теперь разговоры заводить.

А старик Гаврилов только укоризненно покачал головой: «Непутевая нынче молодежь, совсем не слушают стариков».

Шульга тем временем отпорол от подола своей нательной рубахи еще добрый кусок ткани и располосовал его на тонкие белые ленточки. Повязав одну на верхушку низенькой елки, Шульга сунул остальные в карман, оправил гимнастерку и соскользнул вниз.

Старик распознал намерения Сашки метить путь для бойцов из группы преследования и, одобрительно крякнув, бесшумной тенью метнулся следом. После распадка, где укрывалась группа немцев, тянулась узкая тропа, петлявшая среди кустарников.

Они пошли быстрым шагом, изредка останавливаясь на развилках, чтобы пометить ленточкой свой путь.

– Санька, стой! – Громкий шепот старика был похож на шелест ветра в кустах.

– Вижу…

Он обследовал глазами длинную ветку, свесившуюся через тропу. Противопехотная мина была зажата у корневища, а ветка отогнута к тропе распоркой. Прикоснись он к ветке…

– Ай да дед! Порхали бы мы сейчас в небесах, как те синички.

Потом потянулся по сторонам лес. Сосны и тощие ели, нависая с обеих сторон над дорогой, создавали внизу сумеречный фон. Лишь голубая полоска неба, плывшая вверху над просекой, вносила разнообразие в это бушующее царство зелени. Все утонуло в неведомых ароматах. И обострившийся слух Шульги стал по-иному воспринимать тишину леса. Посвистывали о чем-то невидимые его обитатели. Под ногами похрустывали веточки да, постукивая, отлетал задетый чьей-то ногой камешек.

Шли они споро. Оставив сбоку большую круглую гору, они вышли к болоту. На большом пространстве кое-где дыбились кочки, а вся поверхность была сплошь затянута растительностью. Но при малейшей попытке сделать хоть шаг весь этот «ковер» пружиняще прогибался под ногой и вся поверхность угрожающе колыхалась.

– Эх, спрямить бы! Мы бы враз перед немцем и оказались, а, дед?

– Санька, ты сюда не ходи, я знаю, здесь гиблое место!

– Да уж какое гиблое? Таких топей, как в Сибири, я здесь и не видывал. Болото как болото, камень кругом, а внизу мерзлота – откуда топи взяться?

– Нет, Санька! Сюда не ходи. Ручей рядом, вдоль него пойдем. Немес тоже прямо не пошел, жить, однако, хочет!

Рот старика исказился в беззвучном смехе, и он скрылся в кустах.