Шрифт:
Закладка:
Он лежал среди камней, чуть выше тропы и фиксировал каждое их движение. И гортанный говорок узкоглазого «немца» он услышал и не упустил из виду его дальнейших действий. Тот неподвижно, словно истукан, стоял, повернувшись лицом в сторону Шульги, и что-то объяснял одному из своих.
«Видать, старшему чего-то докладывает!»
Но этот старший что-то тихо скомандовал, и долговязый детина, стоявший неподалеку, махнув рукой одному из своих, подхватился и исчез в кустах.
Это очень не понравилось старшине, и он быстро ретировался назад.
Унтер-офицер Вирт отправил ефрейтора Зауберга вверх по склону, а сам пошел низом:
«Ну, кто там может быть?! Этот тибетец стал чересчур подозрительным. Никто ведь ничего не слышал? Да и Иоганн с Венцелем сидели наверху – и они никого не заметили! Чего же монах-то учуял?»
Он прошел метров сто, вышел на старый след и по нему пошел назад. Где-то чуть позади него и выше соскочил камешек, прокатился, и опять все стихло.
«Зауберг идет! Видимо, и он ничего подозрительного не увидел…»
– Что там? – Шеффер не любил заминок. Обер-лейтенант Шорнборн тоже смотрел на унтершарфюрера с тревогой в глазах.
– Никого, господин штурмбаннфюрер! Почудилось монаху! Сейчас Зауберг придет, может, он что скажет…
Собравшись в путь, стали ждать Зауберга. Минуты ожидания тянулись медленно. Прошло уже не менее десяти минут, но Зауберг не появлялся. Побледневший Вирт опустил пулемет на землю и вытащил из ножен тесак. Кивком указав двум егерям наверх, он сам бросился по тропе туда, где слышал падение камешков.
– Проклятие!!!
Его земляк ефрейтор Зауберг лежал ничком на камнях чуть выше тропы с неестественно повернутой головой. На первый взгляд могло показаться, что ефрейтор упал вниз, оскользнувшись с того валуна.
«Но как?! Это ж ведь Зауберг!!! Он родился и вырос в Тюрингии! Альпинист, он в горах как кошка…»
Вирт присел около тела и осмотрел его. Открытых ран нигде на теле не было, из снаряжения тоже ничего не пропало. Тенью скользнули к нему Шеффер и Шорнборн.
– Что случилось?!
– Вот… упал, наверное. Никаких других следов я не обнаружил… да и кто мог тягаться с ним один на один?!
Над их головами раздалось гортанное монотонное бормотание. Монах, простерев вперед руки, с полузакрытыми щелочками глаз читал нараспев на родном языке, кружась на одном месте.
У Шеффера шевельнулись желваки, а глаза налились гневом.
– Вирт, вы хорошо все осмотрели?!
– Лучше не бывает! Ничего у Зауберга не тронуто, следов нет…
– Бодцан говорит, что здесь дух еще одного человека – чужого!
Вирт побледнел. Не вставая с земли, оглядел кусты и нависшие над тропой камни…
Глава 8
СССР, Москва, Кремль. 11 августа 1941 года
Ступая мягкими шевровыми сапогами по ковровой дорожке, Сталин подошел к краю стола и открыл новую пачку «Герцеговина Флор». Он отогнул золоченую фольгу, глубоко вдохнул аромат папирос, и в его блеклых глазах мелькнул огонек удовлетворения. Выбив прокуренную трубку в пепельницу, он привычно отломил головки у двух папирос и большим пальцем стал вминать в трубку табак.
Время было позднее, но Сталин уже второй час в одиночестве ходил по кремлевскому кабинету, ходил и размышлял. Годы не особенно щадили его и прежде, но начало вероломной войны сильно состарило Иосифа Виссарионовича, покрыв волосы сединой. Раскурив трубку, Сталин присел за стол. Склонившись к желтому кругу настольной лампы, он с задумчивым видом стал изучать справку о странной экспедиции академика Барченко.
Убедившись, что с другой стороны лист хранил девственную чистоту, Сталин удрученно вздохнул и бросил его на стол поверх тощей папки для бумаг. Пососав притухшую трубку, он стал раскуривать ее, а когда это ему удалось, удовлетворенно хмыкнул, но тотчас склонил голову к свету и вновь в который раз перечитал адресованный ему документ:
«…таким образом, по итогам Лапландской экспедиции профессора Барченко, предпринятой им в 1922 году, можно с полной уверенностью утверждать, что в подземельях Кольского полуострова (в районе Сейдозера) действительно расположено некое древнее хранилище…»
