Я кивнул Хэтавею, чтобы он увел Пита. Эд встал и сказал:

— Скажите, вы пользуетесь этими книгами? — и указал на полки, от пола до потолка набитые шестьюдесятью томами энциклопедии по органической химии.

Парень посмотрел через плечо и сказал с искренним изумлением:

— Конечно. Это просто необходимо. Господи, что дурного пользоваться Бейльш..

— Все в порядке, — заверил я его, — Давай, Эд.

Эд скривился и увел Питера. Он не выносит, когда его теории лопаются.

Было уже около шести, а я просто не представлял, что еще можно сделать. Налицо имелись только показания Сюзен, никем не опровергнутые. Если бы она была известной уголовницей, мы могли бы вытянуть из нее правду эффективными, хотя и несколько утомительными методами. Но для данной ситуации те процедуры не совсем подходили.

Я повернулся к профессору, чтобы сказать ему об этом, но он, как завороженный, смотрел на карточки, заполненные Эдом Хэтавеем. Вернее, на одну из них, которую он держал в руке. Всегда приятно говорить, что у кого-то там дрожали руки от волнения. Однако видеть такое приходится не особенно часто. Рука же Родни дрожала. Рука дрожала, как язык старомодного будильника.

Он прокашлялся:

— Разрешите мне спросить у нее кое-что. Разрешите…

Я посмотрел на него, потом отодвинул свой стул:

— Давайте! — терять-то было нечего.

Он посмотрел на девушку и положил карточку на стол, чистой стороной кверху.

— Мисс Мори, — сказал он дрожащим голосом, видимо, намеренно избегая называть ее по имени.

Сюзен взглянула на него. На какое-то мгновение она показалась мне взволнованной, но мгновение прошло, и она снова стала спокойной:

— Да, профессор?

— Мисс Мори, — сказал профессор, — вы улыбнулись, когда меховщик сказал вам, зачем он пришел сюда. Почему вы улыбнулись?

— Я вам уже объяснила, профессор Родни, — ответила она. — Я просто была любезной.

— Может быть, он сказал что-нибудь забавное? Что-нибудь смешное?

— Просто я старалась быть любезной, — твердила она.

— Может быть, его фамилия была смешной, мисс Мори?

— Нет, — безразличным тоном сказала она.

— Здесь никто не упоминал его фамилии. Я сам не знал ее, пока не увидал эту карточку… — И вдруг он воскликнул напряженным голосом: — Какая у него фамилия, мисс Мори?

Она помолчала, потом сказала:

— Не помню.

— Не помните? Но ведь он назвал вам свое имя?

Голос Сюзен сделался напряженным:

— Ну и что из этого? Всего лишь имя. После того, что случилось, нельзя требовать, чтобы я запомнила какую-то иностранную фамилию, которую и слыхала-то один раз.

— Значит, фамилия была иностранная?

Она запнулась и избежала западни:

— Я не помню. Кажется, это была типично немецкая фамилия, но я не помню. Быть может, и просто «Джон Смит».

Должен признаться, я не понимал, чего добивается Родни.

— Что вы пытаетесь доказать, профессор? — спросил я.

— Я пытаюсь доказать, — резко произнес он, — вернее, я доказываю, что когда пришел меховщик, за столом выдачи была Луэлла-Мэри, убитая девушка. Меховщик назвал свое имя Луэлле-Мэри, и поэтому она улыбнулась. Когда он повернулся, то из задней комнаты вышла мисс Мори. Именно мисс Мори, вот эта девушка, в тот момент кончила приготовлять и отравлять чай.

— Вы основываете все на том, что я забыла имя какого-то человека! — закричала Сюзен Мори — Это постыдно!

— Нет, — сказал профессор. — Если бы вы были у стола выдачи, вы запомнили бы его имя. Вы бы просто не смогли его забыть, если, конечно, были у стола, когда он вошел. — Он взял карточку со стола. — Имя этого меховщика Эрнест и далее Бейльштейн… Бейльштейн!

Сюзен внезапно поникла, как будто ее ударили под дых. Лицо ее стало белым как мел.

Профессор продолжал:

— Ни один работник химической библиотеки не сможет забыть имя человека, который заявит, что его зовут — Бейльштейн! Шестидесятитомная энциклопедия, которую мы сегодня упоминали десятки раз, неизменно называется по имени ее редактора Бейльштейна. Для такого библиотекаря это имя звучит, как Баба-Яга, как Джордж Вашингтон, как Христофор Колумб. Если эта девушка заявляет, что она забыла такое имя, то, значит, она вообще его не слыхала. А не слыхала потому, что не была у стола.

Я поднялся и сурово сказал:

— Ну, мисс Мори, — я тоже опустил ее имя, — что вы можете сказать?

… Наши барабанные перепонки чуть не лопнули от ее истерического вопля. Через полчаса она во всем созналась.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Перевел с английского Я. Карнаков

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

♦⠀♦⠀♦⠀♦⠀♦⠀♦⠀♦⠀♦⠀♦⠀♦⠀♦⠀♦⠀♦

⠀⠀ ⠀⠀

Кто же такой Бейльштейн?

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

— Ни один работник химической библиотеки не сможет забыть имя человека, который заявит, что его зовут Бейльштейн!.. Для такого библиотекаря это имя звучит, как Баба-Яга, как Джордж Вашингтон, как Христофор Колумб, — восклицает в рассказе Азимова профессор Родни.

Воистину так. Имя автора уникального «Руководства по органической химии», вышедшего в конце прошлого века в Лейпциге на немецком языке, хрестоматийно.

«Руководство» Бейльштейиа действительно уникально, причем ие только тем, что сразу же после выхода в свет стало библиографической редкостью, но и тем, что его первые, вышедшие в 1880 году, 28 увесистых томов большого формата, охватывающих 15 000 органических веществ, написаны одним человеком. Это «Руководство» уникально и потому, что в нем описаны практически все известные к концу прошлого столетия органические вещества, причем с такой тщательностью, что вскоре для химиков-органиков выражение «нет у Бейльштейиа» стало звучать как «не существует в природе»…

Сразу же после выхода в свет «Руководство» Бейльштейна (или просто «Бейльштейн») стало для химиков-органиков настольной книгой, если только можно так говорить об издании, занимающем несколько библиотечных полок. Нужно узнать, получено ли кем-нибудь такое-то вещество — смотри «Бейлынтей-на». Нужно найти способы получения вещества — смотри «Бейльштейна». Нужно подобрать ссылки на литературные источники — смотри «Бейльштейна». Наконец, многие химики пользовались «Бейльштейном» не только как справочной книгой: читая его, они находили пищу для размышлений, черпали в нем новые идеи.

Разумеется, с годами «Руководство» стало устаревать. И тогда появились «Дополнения» к основным томам «Бейльштейна». «Руководство» продолжало расти и после смерти его основателя.

Так кто же такой Бейльштейн?

Федор Федорович Бейльштейн (1838–1906) жил и работал в Петербурге. Им опубликовано до 100 научных работ, касавшихся буквально всех областей химии.

Но в истории отечественной химии с именем Бейльштейна связана и одна из самых больших несправедливостей. Дело в том, что Бейльштейн был избран в Академию наук вместо… Д. И. Менделеева. И это случилось не потому, что Бейльштейн был кандидатом более достойным, чем его истинно великий