В этот момент вошел профессор Родни. Он был первым человеком, которого я встретил в этом здании, и он мне не понравился, и за время, прошедшее с момента той нашей встречи, нравиться мне еще не начал.

С места в карьер Родни известил меня, что, видите ли, сейчас он в университете старший.

— Старший сейчас я, профессор, — возразил я.

— Во всем, что касается расследования, пожалуй, так, — сказал он. — Но у меня есть определенные обязанности перед ректором, и я намерен их исполнить.

И хотя видом он был похож не столько на аристократа, сколько на лавочника, он все же ухитрился — надеюсь, вы улавливаете мою мысль — посмотреть на меня так, будто я был у него под микроскопом, а он разглядывал меня сквозь окуляр.

— Миссис Неттлер находится в моем кабинете, — сказал он. — Она узнала об этом по радио и сразу же пришла сюда. Она очень взволнована. Вы поговорите с ней? — У него это прозвучало как приказ.

— Приведите ее сюда, профессор, — у меня это прозвучало как разрешение.

Миссис Неттлер находилась в состоянии, обычном для пожилых женщин, когда они волею судеб влипают в такие дела: она не знала, то ли ужасаться, то ли изумляться тому, сколь близко грянула смерть. Когда она заглянула в каморку и увидела следы прерванного чаепития, то победил ужас. Труп к этому времени, впрочем, увезли.

Она плюхнулась на стул и начала причитать:

— Я сама пила здесь чай. Могло случиться, что..

— Когда вы пили здесь чай, миссис Неттлер? — спросил я как только мог мягко.

Она повернулась на стуле и подняла голову:

— Ну… что-то после часу, мне кажется. Я, помню, предложила чашку чаю профессору Родни. Ведь это было как раз после часу, профессор?

На полном лице Родни промелькнуло недовольство.

— Я заглянул сюда сразу же после ленча на минутку, чтобы навести одну справку. Миссис Неттлер действительно предложила мне чашку чаю. Но подозреваю, что я был слишком занят, чтобы пить чай или замечать точное время.

Я хмыкнул и повернулся к старушке:

— Вы пьете чай с сахаром, миссис Неттлер?

— Да, сэр.

— И сегодня тоже с сахаром?

Она кивнула и снова ударипась в слезы.

Я переждал немного и спросил:

— В каком состоянии была тогда сахарница?

— Она… она… — внезапное удивление заставило ее встрепенуться. — Она была пуста, и я сама наполнила ее сахарным песком из двухфунтового кулька. Я, помню, еще подумала, что когда хочу попить чаю, то сахару постоянно не оказывается, и что девушкам не мешало бы…

Упоминание о девушках во множественном числе заставило ее снова разрыдаться.

Я мигнул Хэтавею, чтобы он увел ее.

Таким образом, между часом и двумя некто опустошил сахарницу и насыпал туда немного особого сахара, весьма особого.

Появление миссис Неттлер, видимо, напомнило Сюзен о ее профессиональных обязанностях, потому что стоило Хэтавею, вернувшись, полезть за сигарой и зажечь спичку, как девушка сказала:

— Извините, сэр, в библиотеке не курят.

Хэтавей настолько удивился, что сразу задул спичку и спрятал сигару в карман.

Затем девушка решительно шагнула к одному из читательских столов и протянула руку к лежавшему на нем толстому раскрытому тому.

Хэтавей опередил ее:

— Что вы хотите сделать, мисс?

Девушка удивленно посмотрела на него:

— Поставить книгу на место, конечно.

— Зачем? Что это за книга? — Хэтавей подошел к столу и принялся рассматривать открытую страницу. Я подошел тоже и заглянул поверх его плеча.

Книга была на немецком языке. Этого языка я не знаю, но с другим, когда увижу печатный текст, все-таки не спутаю. Шрифт был мелким. На странице какие-то геометрические фигуры с разбросанными там и сям надписями. Моего образования хватило, чтобы понять, что это химические формулы.

Я заложил пальцем страницу, закрыл книгу и посмотрел на обложку. Там было написано: «Beilstein — Handbuch der organischen Chemie. Zweite Erganzungswerk. Band VI».

Я снова раскрыл книгу. Чтобы дать вам общую идею, могу сообщить, что страница 233 начиналась словами: «4′-Chlor-4-Brom-2-Nitro-diphenyläther — C12H7O3NClBr».

Хэтавей усердно списывал всю эту белиберду.

Профессор Родни тоже очутился у стола, так что всего нас было четверо.

Профессор сказал наставительно, словно он был на кафедре с указкой в одной руке и куском мела в другой:

— Это том Бейльштейна. Это своего рода энциклопедия органических соединений. В ней описаны тысячи соединений.

— В этой книге? — строго спросил у него Хэтавей.

— Сие — всего лишь один из более чем шестидесяти томов. Не считая дополнительных. Огромный труд, увы, сильно устаревший, во-первых, из-за того, что органическая химия развивается семимильными шагами, а во-вторых, из-за войны. Тем не менее на английском языке нет труда столь же ценного. Для людей, занимающихся органической химией, эти книги просто необходимы.

И профессор ласково погладил том:

— Прежде чем иметь дело с каким-нибудь неизвестным соединением, — продолжал он, — необходимо заглянуть в Бейльштейна. Там есть и методы получения вещества, и описания его свойств, и ссылки на соответствующие источники, и так далее. Это своего рода отправная точка. Многочисленные соединения размещены в соответствии со строгой логической системой, очень ясной, хотя и не совсем очевидной. В своем курсе я читаю несколько лекций, посвященных только тому, как найти то или иное соединение во всех этих шестидесяти томах.

Не знаю, сколько он мог еще разглагольствовать о своих соединениях, но меня это совершенно не интересовало, и, кроме того, пора бы приняться за дело. Потому я и прервал его:

— Профессор, — сказал я, — мне нужно поговорить с вами в вашей лаборатории.

…Итак, мне казалось, что цианистый калий должен храниться в специальном сейфе, и каждый гран его должен быть на учете, и любой человек, берущий цианистый калий, должен расписываться в специальном гроссбухе. Если бы все было так, мы могли бы сразу получить необходимые нам улики.

И вот в моих руках была банка с цианистым калием, и я узнал, что любой человек мог пользоваться им даже безо всякого разрешения.

Профессор Родни сказал задумчиво:

— Их называли «библиотечными двойняшками».

— Да, — кивнул я.

— Это свидетельствует о том, насколько поверхностны суждения большинства людей!.. Ничего в них не было похожего, только волосы да глаза. Что произошло в библиотеке, инспектор?

Я вкратце пересказал версию Сюзен, внимательно наблюдая за ним при этом.

Он покачал головой:

— Вы, конечно, считаете, что умершая девушка сама задумала убийство.

В эту минуту мои мысли разглашению не подлежали, и я спросил:

— А вы?

— Нет. Она была неспособна на это. Она внимательно и с любовью относилась к своим обязанностям, Ну, а кроме того, зачем ей это было нужно?

— Тут есть