— Питер ван Норден, — сразу же ответил Родни. — Довольно способный студент, но какой-то пустой.

— Девушки думают по-другому, профессор, — сказал я. — Видимо, он казался им обеим привлекательным. Возможно, что Сюзен повезло больше, и Луэлла-Мэри решила прибегнуть к прямым действиям.

— И выпила чай не из той чашки?

— Ну, знаете, в волнении люди совершают самые невероятные вещи.

— Но не такие, — сказал профессор. — В одной чашке сахара не было, так что преступница ничем не рисковала. Даже если она неточно запомнила соответствующую чашку, то, почувствовав, что чай — сладкий, она сразу поняла бы ошибку. Она могла бы не глотать всю порцию яда.

Я произнес, причем весьма сухо:

— Обе девушки обычно пили чай с сахаром. Умершая привыкла к сладкому чаю. Она была очень взволнована, и то, что чай оказался сладким, ее не насторожило.

— Я в это не верю.

— А как может быть иначе, профессор? Сахар заменили после того, как миссис Неттлер отлила свой чай в час дня. Думаете, это сделала сама миссис Неттлер?

Он вскинул глаза:

— А какой мотив?

— Ну, — промычал я, — она могла бояться, что девушки отобьют у нее должность.

— Ерунда. Она уходит на пенсию еще до начала осеннего семестра.

— Кстати, и вы там тоже были, профессор, — сказал я вкрадчиво.

Профессор и глазом не моргнул:

— Мотив? — спросил он.

— Вы не настолько стары, — сказал я, — чтобы не заинтересоваться Луэллой-Мэри. А вдруг она пригрозила, что сообщит ректору о каких-нибудь ваших словах или действиях?

Профессор горько улыбнулся.

— А что я мог бы предпринять, чтобы цианистый калий приняла именно та девушка, которой он предназначался? Почему одна чашка оказалась без сахара? Сахар-то я мог подменить, но ведь чай-то готовил не я.

Я начал менять свое мнение о профессоре Родни Он и не подумал возмущаться или притворяться обиженным. Он просто показал логическую несостоятельность моей теории — и все. Мне это понравилось.

— Ну, а сами-то вы как представляете себе происшедшее? — спросил я.

— Зеркальное отображение, — ответил он. — Обратное изображение. Я думаю, что оставшаяся в живых девушка рассказала правду шиворот-навыворот. Предположим, что заполучила этого парня Луэлла-Мэри, а не Сюзен. Предположим, что чай приготовила Сюзен, а у стола выдачи книг оставалась Луэлла-Мэри. Тогда та девушка, которая приготовила чай, взяла нужную ей чашку и осталась в живых. В этом случае все будет объяснимым логически, а не фантастическим до смешного.

Это была последняя капля. Родни пришел к тому же выводу, что и я. Волей-неволей он начал мне нравиться. У меня какая-то слабость к людям, которые соглашаются со мной. Видимо, потому, что я гомо сапиенс.

— Это нужно доказать с достаточной основательностью, — сказал я. — А как? Я пришел сюда, полагая, что раздобыть цианистый калий мог кто-то один, а остальные не могли. Теперь оказалось, что все не так. Каждый мог попользоваться этой штукой. Что дальше?

— Узнайте, какая из девушек была у стола выдачи книг, когда готовился чай, — сказал профессор.

Я понял, что Родни читает детективные книги и верит в показания свидетелей. Я в них не верю, но тем не менее я поднялся со стула:

— Хорошо, профессор, — сказал я.

Профессор тоже поднялся.

— Я могу присутствовать? — озабоченно спросил он.

— А зачем? Из-за ответственности перед ректором?

— Конечно и это. Но в основном я хотел бы, чтобы дело было решено быстро.

— Ну, раз вы думаете, что ваше присутствие поможет, тогда пошли, — согласился я.

Мы спустились. Эд Хэтавей уже ждал меня в пустой библиотеке.

— Все в порядке, — сказал он, не обращая внимания на Родни, — я до всего додумался.

— То есть до чего?

— До того, как это произошло. Дедуктивный метод, — скромно признался Эд. — Кто-то ведь должен был притащить сюда цианистый калий, — продолжал он. — А кто? Джокер в колоде! Тот самый посторонний. Ну, этот парень с акцентом… Черт, как же его зовут…

Он начал рыться в карточках, на которых записал имена и адреса всех, кто находился в библиотеке в момент смерти Луэллы-Мэри, и кто, по всей видимости, не имел никакого отношения к ее кончине.

Я понял, кого он имел в виду, и сказал:

— Ладно, плевать на его имя. «Что значит имя?..» Давай дальше! — и тем самым засвидетельствовал, что могу быть таким же болваном, как и любой другой.

— Так вот, — стал объяснять Эд. — Иностранец приходит сюда с цианистым калием в маленьком пакетике. Пакетик он прикрепляет пластырем к странице немецкой книги — ну к этой органической фиговине в миллионах томов…

Мы с профессором понимающе кивнули.

— Он немец, — продолжал Хэтавей, — и книга тоже немецкая. Очевидно, она уже была ему известна. Пакетик он прикрепил к странице, на которой была напечатана заранее обусловленная формула. Ведь профессор говорил, что можно найти любую формулу, только надо знать, как это делается. Верно, профессор?

— Верно, — холодно сказал Родни.

— Прекрасно. Библиотекарша знала формулу и поэтому легко могла найти и нужную страницу. Она берет цианистый калий и пользуется им для приготовления чая. Она очень волнуется и забывает закрыть книгу…

— Слушай, Хэтавей, — сказал я. — А с чего этот коротышка все затеял? Как он объяснил, почему здесь оказался?

— Он говорит, что он меховщик и пришел сюда, чтобы узнать о средствах против моли и других насекомых. Бредятина да и только! Ты когда-нибудь слыхал что нибудь более бредовое?

— Конечно, — сказал я, — например, твою теорию. Слушай, никому и в голову не взбредет прятать пакет с цианистым калием в книге. Никому не нужно будет искать этот пакет на определенной странице с определенной формулой, потому что между этой страницей и соседней окажется просвет. Любой, кто возьмет книгу, сразу же заметит, что она сама по себе открывается на одном и том же месте. Ничего себе тайник ты придумал!

Лицо у Эда было идиотское.

— Кроме того, — безжалостно добивал я его, — совершенно не к чему приносить сюда цианистый калий откуда-нибудь со стороны. Его здесь целые тонны. Тут из него можно устраивать снежные лавины. Любой может позаимствовать фунтик-другой.

— Что?!

— Спроси у профессора.

Глаза Хэтавея расширились. Он порылся в кармане своей куртки и вытащил какой-то конверт:

— Тогда что мне делать с этим?

— А что это такое?

Он вытащил страницу с немецким текстом и сказал:

— Это из той немецкой книги, которая…

Лицо Родни побагровело:

— Вы вырвали страницу из Бейльштейна? — он заорал так, что у меня душа ушла в пятки. Никогда бы не подумал, что он способен так вопить.

— Я думал, — стал оправдываться Эд, — что мы можем обнаружить следы пластыря или цианистого калия.

— Дайте сюда страницу! —