Шрифт:
Закладка:
— Я сделаю немного покупок, а затем вернусь домой!..
Он замолчал на мгновение, как будто бы колебался, а потом сказал:
— А что ты думаешь о том, чтобы провести вместе некоторое время?
Она посмотрела на него своими игривыми чёрными глазами и ответила:
— За мной стоит один ревнивый мужчина!..
Словно не слыша её возражений, он промолвил:
— В каком-нибудь милом местечке, где мы бы выпили по паре рюмочек!..
Она снова повторила свои слова, но уже громче:
— Я же сказала тебе, что за мной стоит один ревнивый мужчина…
Он продолжал, не обращая внимания:
— «Тут Фа Бьян». Что ты об этом думаешь? Есть одно милое и респектабельное местечко. Я вызову такси…
Она пыталась было запротестовать, затем спросила неодобрительным тоном, не сочетавшимся с выражением её лица:
— Насильно?!
Затем поглядела на часы, что носила на запястье — этот новый жест почти рассмешил его — и сказала так, как будто ставила ему условие:
— Только чтобы я не опоздала. Сейчас шесть часов, а я должна быть дома до восьми…
Когда такси повезло их, Ясин спросил себя, не заметил ли их посторонний глаз между улицами Ат-Тарбийя и Муски? Но потом пренебрежительно пожал плечами и оттолкнул назад феску, что нависала над правой бровью, венчиком с ручкой из слоновой кости. Что его сейчас могло заботить?! Мариам одна, и за ней не стоит дикий опекун, вроде Мухаммада Иффата, что разрушил первый брак своей дочери. А что до его отца, то он тактичный человек, знавший, что Ясин больше не неопытное дитя, которого он строго наказывал во дворе их старого дома.
Они уселись за столом в саду кафе «Тут Фа Бьян» друг напротив друга. В баре было полно мужчин и женщин, а механическое пианино наигрывало однообразные мелодии. Ветер доносил аромат жаркого вместе с вечерним бризом, льющимся из дальнего угла. По её смущению Ясин понял, что она сидит в подобном общественном месте впервые, и его объяла острая радость. В следующий миг он почувствовал уверенность, что им владеет настоящая тоска, а не мимолётная прихоть, и минувшие дни, проведённые с ней, показались ему самыми счастливыми днями в его жизни. Он заказал бутылку коньяка и жаркое. На щеках его заиграл жизненный румянец, и он снял феску, так что его чёрные волосы с пробором посередине напомнили причёску отца. Как только Зануба заметила это, на губах её появилась лёгкая улыбка, но он, естественно, не понимал, почему она улыбнулась. Он впервые сидел с женщиной в кабаке, что был за пределами весёлого квартала Ваджх Аль-Бирка, и это было его первое приключение после второй женитьбы, за исключением одной встречи в переулке Абдульхалик. И возможно, впервые он пил марочный коньяк вне стен дома. Он употреблял лучшие напитки — лишь из тех, что покупал домой для использования, по его собственному выражению, «в легальных целях». Он наполнил обе рюмки с гордостью и облегчением, затем поднял свою рюмку и произнёс:
— За здоровье Занубы «Мартелл»!
Она мягким тоном ответила:
— Я пью с беком «Диварис»…
Он с отвращением сказал:
— Да ну его. Да будет ему суждено уйти в прошлое…
— Ни за что!..
— Посмотрим. Все мы пили по рюмочке, что раскрывала перед нами врата и развязывала узы…
Оба они почувствовали, что времени, отведённого им, мало, и потому стали выпивать быстрее. Ещё две рюмки были наполнены и тут же осушены. Таким образом, коньяк своим огненным языком издавал пронзительные трели в их желудках, а ртутный столбик на термометре опьянения вырос. Зелёные листья растений, наблюдавших за ними из горшков за деревянным забором сада, являли им свои блестящие улыбки. Наконец и звуки пианино нашли для себя более снисходительные уши. А мечтательные разгулявшиеся лица обменивались дружескими общительными взглядами. Вечерний воздух растекался вокруг них музыкальными беззвучными волнами. Всё казалось приятным и прекрасным.
— А знаешь, что крутилось у меня на языке, когда я сегодня увидела тебя, когда ты как безумный уставился на ту женщину?
— Хм?… Но сначала допей свою рюмку, чтобы я вновь наполнил её…
Жуя кусочек жаркого, она сказала:
— Я чуть не закричала тебе: «Сукин сын»…
Он зычно засмеялся:
— И почему же ты этого не сделала, сукина дочь?
— Да потому, что я поношу только тех, кого люблю! И тогда ты показался мне незнакомым, или как будто незнакомым!
— А каким ты видишь меня сейчас?
— Сын шестидесятилетней шлюхи…
— Бог ты мой, это оскорбление иногда пьянит даже больше, чем вино. Сегодняшняя ночь благословенна. Завтра о ней будут писать в газетах…
— Почему это? Не дай Бог! Ты намерен сделать какую-то гадость?!
— Да смилостивится Господь и надо мной, и над ней…
Тут она с некоторым интересом сказала:
— Но ты не рассказал мне о своей новой жене…
Ясин погладил усы и ответил:
— Бедняжка так опечалена! Её мать умерла в этом году…
— Да будет долгой твоя жизнь. Она была богатой?
— Она оставила ей дом. Это соседний с нашим домом. Я имею в виду соседний с домом моего отца. Но вместе с тем она оставила его совместно своей дочери и мужу!
— Твоя жена наверняка красивая, ведь ты падок только на всё самое отборное…
Он осторожно заметил:
— Она обладает красотой, но её красота не сравнима с твоей…
— Ох, да ну тебя…
— Тебе разве когда-нибудь говорили, что я лжец?!
— Ты?! Я даже сомневаюсь, что тебя на самом деле зовут Ясин…
— Ну тогда выпьем ещё по рюмочке…
— Ты хочешь напоить меня, чтобы я тебе поверила..?!
