какого-либо конкретного человека или группу лиц. Я лишь привлекаю внимание к вопросам, важность которых, по-моему, не подлежит сомнению. Мои слова могут быть доказаны любой следственной комиссией, что позволит вашим читателям сделать собственные выводы относительно того, кто несет ответственность за столкновение.

Во-первых, командованию „Титаника“ было известно, что мы зашли в район айсбергов; что атмосферные и температурные условия предполагали приближение айсбергов; с корабля, шедшего впереди, была получена радиограмма, что их видели неподалеку, и указывались точные координаты (широта и долгота) того места.

Во-вторых, во время столкновения „Титаник“ шел на полной скорости.

В-третьих, условия для спасения пассажиров и членов экипажа были совершенно неудовлетворительными; шлюпок хватало всего на 950 человек. Таким образом, при полной загрузке в 3400 человек спастись при несчастном случае мог лишь каждый третий.

В-четвертых, количество поднявшихся на „Карпатию“ людей, примерно 700 человек, — высокая доля из возможных 950; это великолепное доказательство мужества, изобретательности и преданности долгу со стороны офицеров и членов экипажа судна; мы располагаем многочисленными примерами их благородства и личного самопожертвования, и мы знаем, что, при имеющихся в их распоряжении средствах, они сделали все, что могли.

В-пятых, широко распространена практика движения почтовых и пассажирских судов в тумане в районе скопления айсбергов на высокой скорости; по расписанию они обязаны двигаться почти со скоростью экспресс-поезда и потому часто не снижают скорость, несмотря на возможную опасность.

У меня недостает ни знаний, ни опыта, чтобы предложить возможные средства для исправления ситуации; но, может быть, следующие предложения окажутся небесполезными.

Во-первых, не следует выпускать из британского порта ни одно судно без достаточного количества спасательных шлюпок и других средств спасения, в которых хватило бы мест для всех пассажиров и членов экипажа. Места в конкретных спасательных шлюпках должны быть заранее известны пассажирам и значиться в билетах.

Во-вторых, по мере необходимости каждый пассажир должен пройти учения по спасению жизни под руководством членов экипажа, за которыми закреплена та или иная шлюпка.

В-третьих, каждое пассажирское судно, занятое трансатлантическими перевозками, должно замедлять ход на несколько узлов в районе возможного скопления айсбергов. Пассажирские суда следует оснастить мощными прожекторами.

Искренне ваш,

Лоуренс Бизли».

Еще на «Карпатии» я решил записать по возможности точный отчет о катастрофе и подготовить его для передачи в прессу, дабы успокоить общественное мнение и предотвратить неверные и истерические репортажи, которые часто публикуют некоторые американские репортеры в такого рода случаях. Первое впечатление часто бывает самым стойким, а в катастрофе такого масштаба, когда особенно необходимы точные и выверенные сведения, подготовка отчета была очень важной. Я записывал свои воспоминания в разных уголках палубы и салонов на «Карпатии». Мой рассказ попал, как кажется, очень удачно, в руки репортера Ассошиэйтед Пресс, который распорядился им как нельзя лучше. Насколько я понимаю, их репортаж стал первым, который увидел свет, и возымел желаемое действие.

«Карпатия» вернулась в Нью-Йорк, пройдя самые разные климатические условия: айсберги, ледяные поля и лютую стужу; ослепительно-яркое теплое солнце, гром и молния однажды ночью (раскаты грома следовали почти сразу же за вспышкой молнии, отчего некоторые женщины, спавшие в кают-компании, в страхе вскакивали и говорили, что кто-то снова посылает сигналы бедствия ракетами); холодные ветра почти все время; туманы каждое утро и большую часть одного дня, когда мы все время слышали сирену; дождь, море бурлило, и брызги залетали в окна салона. Мы говорили, что видели почти все, кроме жары и шторма. Поэтому в четверг утром, когда нам сказали, что с мостика виден Нантакетский плавучий маяк, по кораблю пронесся общий вздох облегчения; мы поняли, что до следующего утра достигнем Нью-Йорка и земли.

Нет сомнения в том, что многим четыре дня ожидания показались весьма трудными; корабль был переполнен, из-за чего приходилось отказываться от привычных удобств; не хватало предметов одежды и туалетных принадлежностей. И все же мы предвкушали встречу с близкими, хотя многим из тех, кто приехал встречать «Карпатию», не суждено было увидеть своих родных и друзей. Несколько человек еще верили, что встретят друзей с «Титаника»; возможно, говорили они, их доставил на сушу какой-нибудь более быстроходный корабль. А может, друзья последовали за нами на другом судне. Им никто не возражал, несмотря на воспоминания о ледяной воде и многочасовом погружении. Наоборот, мы выражали надежду, что кого-то подобрали «Калифорниэн» или «Бирма». В мире случались и более странные вещи, и все мы проходили необычные испытания. Хочу отметить лишь одно странное обстоятельство: несмотря на холод и испытания, никто не заболел. По словам капитана Рострона, во вторник доктор представил ему чистое карантинное свидетельство; исключениями были случаи обморожения и нервного потрясения. Не было болезней, связанных с долгим пребыванием на холоде, — и необходимо помнить, что значительная часть спасенных некоторое время находились в воде после того, как «Титаник» затонул. Затем они либо сидели несколько часов в мокрой одежде, либо стояли или полулежали на днище перевернутой шлюпки, и волны часто перехлестывали через них, пока их не приняла на борт спасательная шлюпка. Мы не видели плачущих женщин, которые час за часом скорбят о своих потерях, пока не сходят от горя с ума, — хотя о таких случаях сообщали в интервью некоторые пассажиры «Карпатии». Женщины переносили горе с высочайшим мужеством, они выходили на палубу и разговаривали со спутниками, и, несмотря на свою потерю, не забывали радоваться вместе с теми, кто воссоединился с друзьями на «Карпатии» или очутился рядом с ними в шлюпке. У находящихся на берегу не было повода называть «Карпатию» «кораблем смерти» или посылать на пирс коронеров и гробы; пассажиры парохода в целом пребывали в добром здравии и не притворялись больными.

А когда показалась земля, как же приятно было снова видеть ее! Прошло восемь дней с тех пор, как мы покинули Саутгемптон, но казалось, что это время, по словам Шекспира, «прервет лишь Страшный суд»[3] и мы плыли не восемь дней, а восемь недель. Столько драматических событий произошло за последние несколько дней, что первые четыре дня, мирные, непримечательные, не запавшие в память, почти выцвели из наших воспоминаний. Требовались некоторые усилия, чтобы вспомнить, что происходило в Саутгемптоне, Шербуре и Квинстауне, как будто мы возвращались к каким-то прошлогодним событиям. Думаю, тогда всем стало ясно, что время вернее отмерять событиями, чем секундами и минутами; то, что астроном назовет «2 часа 20 минут ночи 15 апреля 1912 года», выжившие называли «гибелью „Титаника“»; «часы», которые последовали за тем, обозначали «дрейф в открытом море», а время 4:30 утра — «спасение „Карпатией“». Отсчет был мысленным, а часы, минуты и секунды на