— Это правда?

Что-то еще хотела сказать, но ее перебили.

— Конечно, безобразие! — сказал пожилой инструктор горкома.

— Лес рубят — щепки летят! — ответила немолодая латышка из отдела агитации.

«А этюдик все-таки скучненький!» — подумал Георгий. Обошлось без споров. Даже Петров не обратил внимания.

Секретари пригласили Раменовых после просмотра на чашку чая.

На днях Петров уезжает в Москву. Его вызывали в ЦК. Давно шли слухи о том, что его возьмут туда на постоянную работу. Но пока Петрова некем заменить на этой ответственнейшей стройке.

На столе бутерброды и печенье. Орхидеи и нарциссы из новой оранжереи. Ею заведует жена Петрова.

Весна, идет весна! Цветы.

— У нас будет выставка цветов в клубе завода! — сказал Петров.

Широкоплечий Модулин, в сапогах и в галифе в обтяжку на толстых ногах, как всегда, говорил зычно.

А чай густой, свежей заварки, горячий, такой никогда не получишь в столовой. Чистые-чистые ложки, натертое до блеска серебро. И белоснежная крахмальная скатерть. Тихо и тепло. Радиоприемник в углу — редкость, штука не доступная никому. Георгий заволновался, когда Петров включил приемник и послышался шум и рокот волн. Казалось Георгию, что он слышит плеск волн океана, раскаты прибоя под скалами и на широких косах; что это не радиоволны, а вой ветра над морями, шум тайги, звуки того огромного мира, который отделял эту теплую и чистую комнату от далеких-далеких радиостанций в чужих городах.

— По-русски говорят японцы! — сказал Петров. — Пропаганда против нас.

Величайшее доверие. Петров и Модулин разрешали Раменовым слушать враждебную пропаганду. И она лилась злым, насмешливо-сдержанным, но ядовитым потоком.

Петров неслышно помешивал в стакане серебряной ложкой. Модулин стоял, засунув руки в галифе, как памятник комиссару времен военного коммунизма.

— Они повторяются, — сказал Петров через десять минут и выключил приемник.

Получалось, что Петров как бы становился покровителем Раменова. В свое время Вохминцев посоветовал пригласить его на прогулку, с квартирой тоже началось не с Петрова. Так и теперь с этой выставкой. Начали директор нефтеперегонного Штейн и его главный инженер Мелкадзе, а Петров только дал делу ход. И все же он очень симпатизировал Раменову и в душе был доволен, что в его городе есть несколько по-настоящему талантливых молодых людей.

После короткого разговора Раменовы поднялись.

Модулин похлопал Георгия по плечу.

— Заходи ко мне запросто, — он всех звал на «ты». — Помогу во всем. С продуктами как у тебя? — спросил он Нину.

— Очень хорошо.

— Как так?

— Я получаю военный паек.

— Так это ты получаешь. А он? Что же вы вдвоем на одном пайке? Или с базара берете? Кормите своими гонорарами спекулянтов? Скажи мужу, пусть ко мне зайдет, я все сделаю!

Модулин известен как человек широкого размаха. Говорили, что хотя Петров и бывший чекист и авторитет у него огромный, но все-таки Модулин за ним присматривает.

У приоткрытых двойных дверей, образующих звуконепроницаемый тамбур, Петров задержался с Ниной.

— Тут во всем есть и ваша заслуга! — сказал он любезно, с характерным, почтительным выражением лица, которое Нина, выросшая в интеллигентной семье, знала хорошо и которое напомнило ей отца.

Она покраснела. Петрову, казалось, не хотелось ее отпускать.

— «Барабашка» — прелесть! А рыбаки с сигарами. Вот это ярко! Талант его играет! Сколько выдумки! Как он берет легко и мягко. А сам автор, кажется, недоволен.

— Он видит свое будущее в чем-то более значительном! — сказала Нина.

Петров догадывался, что это за будущее, к которому стремится Раменов. Он помнил его яростный разговор про работу экскаватора и видел неудачную картину.

— Чаще берите его в поездки, он будет снова привозить такие хорошие картины, как «Рыбаки». А за будущее не тревожьтесь, оно еще придет к нему!

— Я не была с ним в этой поездке, — смутившись, ответила Нина, — он был с другой… С художницей из Москвы…

Нина вышла с ощущением неловкости. Она давно уже не видела людей, которые так серьезны. И так значительно все, что они говорят. А они говорят очень немного. Петров очень добр. Доверчив. Этот приемник…

Петров, оставшись наедине с Модулиным, сказал, что выставка произвела хорошее впечатление.

Модулин ответил, что постарается сделать для художника все, что возможно, и что очень хорошо получилось с квартирой.

Летом в горком партии пришло письмо из Москвы, из Союза художников. Просили создать условия для двух художников, окончивших в этом году институт. Приедут на стройку в новый город для того, чтобы отразить величие героического труда ее людей. Просили предоставить им квартиру со студией в одном из новых домов, в ближайшее время вступающих в эксплуатацию.

— Откуда в Москве могут знать, что у нас строится студия? Я и сам об этом не знаю.

Петров поговорил с председателем горисполкома, с его заместителем и со вторым секретарем, прочитал им письмо.

Перёмин и его заместитель Дельник ответили, что, видимо, тут чья то информация частного порядка.

Дельник сказал:

— Ребята пусть приезжают, поживут, поработают, мы на них посмотрим, познакомимся. Будем рады! Нам нужны! Но пусть привыкнут к нашему городу. И Раменов рад будет! Я его знаю.

— Москвичи сначала пусть поработают, — сказал Петров. — Если захотят остаться, мы создадим им условия, построим каждому по квартире.

Дельник согласился.

— Но обязательно надо ответить на письмо, — сказал Петров.

Модулин потом решил, что художникам можно не отвечать. За делами все забылось.

…На квартиру к Раменовым явился шофер Модулина, привез пять килограммов отличного мяса с пригородного хозяйства, два кило масла, банки консервов. Раменовы смущены. «Что делать?» — спросила Нина с радостным видом.

Позвонили из горкома и попросили Георгия зайти к Василию Васильевичу.

Модулин принял Раменова в своем маленьком кабинете стоя, вынул руку из кармана галифе, протянул:

— Прошу садиться!

Сел сам.

— Знаешь, ты сделал большое дело своей выставкой. Я полагаю, что тебя надо поддержать как следует. Здесь сейчас корреспондент «Правды», и он хочет тебя видеть. Он был на нефтеперегонном и, возвратившись, спрашивал о тебе. Вообще, знаешь, ты очень нам помог. Но скажу прямо, я недоволен тем, что тебя не привлекает производственная тематика. Что ты скажешь об этом?

— Скажу, что лучший завод наш ведь нельзя писать. А я бы охотно занялся…

— Хорошо! Понял! Учтем и это. Что ты хочешь? Я слышал, что пишешь картину «Красный крейсер»? Петров, уезжая, сказал, чтобы тебя пригласить на спуск крейсера. Учти, что теперь он покрашен в кубовую краску и уже на вид не красный. Но, символически говоря, он всегда будет красным. Если захочешь, ты можешь писать корабли в море, я договорюсь с моряками. Ты можешь уйти на корабле, поплавать. Приглядись к флотской жизни,