— Конечно.

— Тогда зайди к завхозу и рассчитайся. И еще. У меня есть намерение купить две твои картины для горкома партии. Одну повесим в зале, а другую в читальне. Ну… И надо бы тебе заняться портретами руководителей. Но это как следует обдумай. Ответственное дело. А теперь, — сказал он, вынимая руку из кармана галифе, — будь здоров.

Едва ушел Георгий, как к Модулину явился корреспондент «Правды».

— Я сейчас купил две картины у Раменова, — сказал ему Модулин, — парня поддержим.

— Закажи мне крайком, — попросил худой и бледный корреспондент.

— Кого тебе?

— Секретаря по агитации и пропаганде.

Междугородная соединила сразу же.

— Писать о Раменове? — сказал секретарь крайкома. — А ты не погоришь?

— Почему я погорю?

— Да тут приезжала критик из Москвы, умная баба, и хотела писать о нем, но не написала. Значит, какая-то причина есть. Я тебе пока ничего сказать не могу. Я подумаю.

— Ждать не могу.

— Тогда решай сам. Москвичка не зря молчит, они дело знают.

— А разве я не москвич?

— Какие работы ты его знаешь?

— Я видел «Первых строителей», и тут замечательная выставка была на стройке.

— А что он теперь делает?

— Я посмотрю, буду у него.

Корреспондент «Правды» получил срочное задание редакции написать о молодых талантах. Об этом есть указание ЦК. Не может же быть, что нет талантов нигде, кроме Москвы. Корреспондент слышал о Раменове, симпатизировал ему заочно и уже давно собирался написать о нем. Парень выставку устроил замечательную, отзывы прекрасные, потом споры разгорелись.

На другой день в Москву пошла огромная телеграмма, а еще через три дня, когда корреспондент вернулся в краевой центр, в гостиницу к нему позвонили из редакции и сообщили, что заметка заверстана в номер, немного поправлена, тут же по телефону прочли…

ГЛАВА XIV

Алиса Гагарова жила в чудесном уголке Москвы. Муж ее несколько лет тому назад получил небольшую, но превосходную квартиру.

Наступила весна, над прудами зелень, и сами темные, тихие пруды похожи на медные китайские зеркала, когда смотришь на них с высоты пятиэтажного дома. У самого балкона шумит огромная береза на легком уличном сквозняке. Вдали видны бегущие машины на гладкой площади Садового кольца, с которого убраны деревья. Здесь сердце старой, аристократической Москвы. В этом районе живет много писателей, художников, критиков, артистов.

В этой тесно заставленной квартире с окнами на древние деревья, где на стенах множество картин и эстампов, а на столах — безделушки, муж Алисы утром прочел газету и с досадой сказал:

— Опять расхваливают каких-то никому не известных художников, как будто нет у нас никого больше! Ты, кажется, была в этом новом городе, вот прочти, полюбуйся! И фамилия какая: Раменов! Как ты думаешь, настоящая или какой-нибудь делец взял себе псевдоним? Какие нахалы всюду! Всюду лезут.

Муж Алисы работает в студии, которая находится на другом конце города, и ему каждый день приходится много времени тратить на поездки. Но он неутомим.

Алиса, делавшая, как всегда, очень долго прическу у зеркала и рассматривавшая себя то с одной щеки, то с другой и подносившая к затылку ручное зеркало, казалось, не слыхала, что говорит муж.

Вдруг она встала и, с удивлением взглянув на него, подошла к дивану. Муж ткнул пальцем в заметку и сунул газету ей в руки. Она прочитала, потом еще раз прочитала внимательно, потом, как бы не веря, перевернула газету, посмотрела число, открыла номер в разворот и стала пробегать новости, стоя полуодетая и небрежная, в несвежем халате, но с тщательно выкрашенными, завитыми и убранными волосами, открывающими и удлиняющими ее полную, короткую шею.

Потом она опять вернулась к заметке на последней странице, прочла и ее, отдала газету и, подняв халат так, что открылись колени, села к зеркалу заканчивать туалет. Она ничего не стала говорить. Отношения ее с мужем не обязывали к этому. Она не желала делиться с ним.

С тех пор как она приехала в Москву, ее отношение к Раменову почти не переменилось, но она все еще не написала о нем. Она понимала, что должна написать, это долг ее… Казалось, не стало времени подумать о Раменове, муж имел отвратительную способность впутывать Алису в свои дела и тянул свои бесконечные разговоры, как резину. Он умел отравлять ее доброе мнение о людях, и делал это артистически, хотя о Раменове между ними не было никаких разговоров.

Как всегда, он быстро втянул ее в свои заботы, объяснил, что совершенно необходимо как можно быстрее написать о том-то и о том-то, что не писать было бы преступлением. И еще ей надо идти куда-то… Хлопотать за того-то… Алиса часто вырывалась из-под его влияния, но часто и подпадала под него.

Раменов просто померк, забылся, он не участвовал в бурной общественной жизни столицы, и Алиса сама понимала, что поступает несправедливо. Раменов стоял как-то особняком, далекий, даже неясный…

Была еще одна причина. Там, в новом городе, Раменов нравился ей. Она желала бы встреч с ним, она была свободна в своем выборе и желаниях. Может быть, она видела его, а не его работы? Чуть-чуть обижена на него? Но здесь нет времени для самоанализа. У Алисы был друг, и, как ей казалось, она умело скрывала это от мужа. Но когда стараешься сделать тайным свой роман, то приходится жить и с тем, от кого все скрываешь.

Алиса была сыта по горло, она не была развращенной женщиной. Просто так получалось…

Не раз она хотела порвать с другом, которого очень любила. Отношения с ним неровные и болезненные. Она очень рада была дальней поездке, а потом и Раменову, и, бывая с ним, никого не помнила, отдыхала. Но здесь, в Москве, все наоборот, начинались снова бесконечные, все те же ссоры с одним и странная, тягучая и неприятная жизнь с другим, с которым лишь иногда бывало интересно, а большей частью приходилось лишь сдерживаться, холодно цедить сквозь зубы что-то и терпеть. Ее друг был красавец мужчина! Так все говорили. Он умел работать. В детстве бывал ленив, темперамент не давал ему покоя, но его отец был жесток и, горячо любя сына, бил его беспощадно, до пятнадцати лет ставил на колени.

Алиса знала, что этот человек — огонь, талантлив как черт! Он был творцом нового, открывателем новых путей, и сама она не раз писала о нем, хотя кино не было ее специальностью.

Он скучал